Макар Сарматов - Игра в прятки

Я кивнул головой и показал, что мне нужна бумага и карандаш. Бородач кивнул и крикнул в сторону выхода.

— Tusk, bring a notebook and pencil.

В палату вошёл ещё один бородатый, вооруженный до зубов, также в полувоенной одежде, но с афганской паколью на голове. Протянул блокнот и автоматический карандаш своему товарищу, но тот не стал брать, а кивнув головой в мою сторону. Я принял писательские атрибуты и сразу нацарапал на дойче:

— Я не могу говорить из-за операции на горле, а из Европейских языков знаю только немецкий. И протянул бородачу. Тот слегка удивился. Возможно, ожидал увидеть арабскую вязь, но прочитав записку, снова повернулся к входу и прокричал:

— Tusk! Сall Schmidt.

«Ну что ж, теперь, пожалуй, ясно кто они такие — сборная солянка наёмников. А это значит — Частная Военная Компания, так сказать, псы войны. Амеры их активно используют для грязных делишек, ну и для разведки тоже». В палату ввалился Шмидт, молодой красномордый парень. «Романтики захотелось, крутым себя почувствовал», — подумал я об этом парнишке.

Их большой босс протянул ему мою писанину и нетерпеливо добавил:

— Translate that he wrote here.

Шмидт перевёл ему и собрался уходить, но бородач остановил парня и приказал ему работать переводчиком. Потом отдал мне блокнот и задумался. А я не стал терять времени, ведь пользу от диалога можно получить в двух направлениях. Информацию получают две стороны — допрашиваемая сторона узнает, что интересует тех, кто допрашивает, а те, в свою очередь, получают ответы на свои вопросы. И поэтому я написал:

— Вы моё имя знаете, интересно узнать ваше. В приличном обществе принято представляться.

Красномордый перевёл мои слова, а босс хмыкнул и сказал на фарси.

— Обойдёшься без имени. Здесь я задаю вопросы.

Теперь уже я, ехидно улыбаясь, писал ответ:

— Как интересно, а с какой стати я должен на них отвечать?

— Я могу тебе устроить много неприятностей.

— Моя самая большая неприятность, это разговор с откровенным хамом.

Шмидт, как-то запинаясь, перевёл эту фразу, но бородач понял, о чём речь, сверкнул глазами и встал. Склонился надо мной и левой рукой надавил на раненое место. Я скрипнул зубами от боли, но промолчал, а это американское хамло с шипением проговорило:

— Поверь, дохляк, это не самая большая твоя неприятность.

«Бедняга, он и не представлял, какого врага себе нажил. А то, что я буду его врагом, у меня не было сомнений и при случае я устрою ему баню. Верь, скотина, я всё запомню. Но эмоции в сторону, играем испуганного обывателя и узнаем, что им надо». Тем временем, бородач с чувством превосходства отошёл от меня и вновь уселся на место.

— Ты всё понял? — спросил он меня. — Только не надо пожирать меня глазами, насмотрелся я на вас, европейских гуманистов. Кричите о своих правах, а чуть припрёт, лапки кверху. Итак, вопрос — ты прибыл из уезда Бала-Мургаб?

— Допустим, — написал я ответ.

— Не играй со мной, парень, говори конкретно, — с угрозой в голосе сказал бородач.

После его слов мне сразу как-то стало скучно, и я демонстративно закрыл блокнот, вставил туда карандаш и положил его рядом. Лицо бородача слегка вытянулось и он хотел что-то сказать, но я выставил руку вперед, мол, стоп. Левой рукой зажал швы на горле, на всякий случай, чтобы не разошлись от напряжения. И не своим, каким-то глухим и шипящим голосом произнёс:

— Конечно, мы можем поговорить конкретно, но только после того, шакал, как ты поцелуешь мой зад.

Свинячья морда бородатого, стала наливаться кровью, и он медленно начал подниматься. Я же, глупо улыбаясь, ждал, что за этим последует. Но к горю или к радости, узнать мне этого не удалось. В коридоре что-то бумкнуло, как будто уронили шкаф, потом раздались звуки ударов и женский крик, топот ног и отборный русский фольклор. Это ломился Роман, но на его пути стояли здоровяки из ЧВК и, похоже, его приземлили. Шмидт и бородатый выскочили в коридор, там опять началась свара. Ко мне в палату зашли вломились двое итальянских военных и развернулись лицом к выходу, встали на караул. Жаль, я не мог видеть всего зрелища. Но как я понял, кто-то из врачей подсуетился и вызвал охрану. Попытки бородатого и его компашки, попасть ко мне в палату пресекали караульные. Рому же пропустили по очень убедительному настоянию Каталины. И они вдвоём предстали перед моими очами. Видок у Родного был ещё тот — из носа текла кровь, а под левым глазом набухал фингал. Но он не терял присутствия духа и радостно заговорил: