Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

Вдавив голые пятки в сытые лошадиные бока и ловко увертываясь от низко нависших сучьев, Назарка выехал на опушку, зорко посмотрел по сторонам. На просторном аласе было пустынно. Табун, видимо, ушел далеко.

От избытка волнующих его чувств Назарка запел. Слова для песни он подбирал тут же, на ходу, и получалось складно. Мелодия была тягучая, однообразно вибрирующая, чем-то напоминающая плавную зыбь на озере, которую развел легкий ветерок. Назарка пел, что в родной юрте у него есть отец, мать и сестры, но до них от тойона Уйбаана не близко...

— Где долго был? — встретил его Павел.

— Табун далеко ушел, гоняться пришлось, — улыбаясь, пояснил Назарка. — Совсем дикие стали!

Павел направился за амбар.

— Семен! — закричал он. — Запрягай Вихря в новую телегу. Да не забудь, хомут тоже новый надень!

Работник выбрался из-под крытого корьем навеса, где мастерил посуду из бересты, сшивая ее сплетенным конским волосом, и побежал за сбруей. Назарка набрал полную охапку душистого сена, зарылся им с головой и потащил к телеге. Сухие травинки приятно щекотали лицо.

— В город всегда на новом, — бормотал Семен, запрягая жеребца. — А ты, Назарка, какую обновку наденешь?

Батрачонок осмотрел свою засаленную, в дырах, рубашку, короткие заплатанные штаны из телячьей кожи, потрескавшиеся от грязи ноги. Руки были тоже не чище. Нестриженые черные волосы космами торчали в стороны.

— Неважный у тебя вид! — заметил Семен и засмеялся. — Ну да не беда! Это тойонам надо ходить прилизанными, а хамначиту и так хорошо, в брюхе было бы что-нибудь — и ладно.

Сборы в дорогу были недолги. Запрягли в телегу стройного, пышногривого жеребца, накидали побольше сена, чтобы было мягче. Назарка уселся заранее и нетерпеливо посматривал на дверь. Он боялся, как бы Павел не передумал и не оставил его.

Наконец из юрты вышел Павел, за ним Уйбаан. Молодой тойон небрежно бросил в телегу две туго набитые переметные сумы, осторожно положил двустволку. Уйбаан ему все время что-то говорил. Павел хмурился, морщил лоб и молча кивал.

— Знаю, знаю, — буркнул он напоследок и тронул коня.

Ухабистая дорога, похожая скорее на три параллельные тропинки, между которыми густо проросла трава, пересекла алас и запетляла по тайге.

Павел молчал. Назарка без устали смотрел вперед, любуясь открывающимися перед ним видами.

— Скоро доедем? — робко поинтересовался он.

— Завтра.

— Как долго! — удивился Назарка. — Сколько кес [11] Якутская мера длины, примерно десять километров. будет?

Павел не ответил.

...Солнце склонилось к горизонту. Жара спала, но налетели несметные полчища комарья. Прозрачной, надоедливо звенящей сеткой они повисли над ездоками и рысаком. Павел надел накомарник. Но комары, видимо, пролезали и под него, потому что тойон часто с яростью шлепал себя по шее и что-то сердито бурчал. Назарка, с головой зарывшись в пахучее сено, от нечего делать начал прислушиваться. Лошадь, отбиваясь от комаров, яростно фыркала, хлестала себя хвостом по бокам. Павел негромко, заунывно пел, вскрикивая на ухабах. Переднее левое колесо сильно скрипело, — видимо, плохо смазали.

По наступившему похолоданию Назарка догадался, что солнце село. Одним глазом он глядел в щель между досками, и ему казалось, что они едут очень-очень быстро. Вскоре ему надоело смотреть на убегающую назад примятую траву, на полукруглые вдавлины в земле, оставленные копытами, он высунул из сена голову и смахнул с лица сухие, ломкие былинки.

Около небольшого озерка Павел остановил разогревшегося жеребца. Озерко было неподвижное и блестящее, точно покрытое тонкой пленкой льда. Назарка соскочил с телеги, принялся неуверенно ходить вокруг. Ему казалось, что землю под ногами покачивает.

— Как пьяного, шатает! — засмеялся он,

Павел распустил чересседельник и напоил рысака.

— Садись! — коротко приказал он батрачонку.

Поехали дальше. Убаюканный равномерной тряской и поскрипыванием колес, Назарка вскоре задремал, но хозяин разбудил его.

— Сейчас юрты будут! — предупредил он. — Чаевать пора.

Обитатели незнакомой Назарке юрты приветливо, с поклонами встретили Павла. Хозяйка быстренько испекла свежую лепешку. На столе появилось окутанное паром вареное мясо, миска густой сметаны. От непроваренной, по обычаю, конины пахло так вкусно, что у Назарки набежал полный рот слюны, а в желудке болезненно заныло.

Павел принимал все знаки внимания как должное. С хозяином разговаривал покровительственно, порой перебивал его на полуслове. Назарка стеснялся и почти ничего не ел.