Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Пойдем в кабинет, там и выложу тебе все! — посмеиваясь и подкручивая усы, ответил председатель и первым вошел в караулку.

В комнате Чухломин не спеша, словно испытывая Назаркино терпенье, снял шинель и повесил ее на гвоздь. Кинул на подоконник фуражку с коротким выгнутым лакированным козырьком. Назарка тоже разделся, одернул гимнастерку и поправил ремень.

— С нарочным пакет поступил, — сообщил Чухломин, расчесывая жидкие волосы половиной женского гребешка. — Твои на днях здесь будут. До самого Охотского моря дошли.

— Все живы? Пишут, нет? — обеспокоенно перебил его Назарка.

— Восьмерых похоронили, — понизил голос Чухломин. — Двенадцать ранено, один — тяжело.

— Кого убили?

— Не писал Фролов.

Потирая ладонь о ладонь с такой силой, что кожа белела полосами, Назарка ходил по кабинету, как слепой натыкаясь на стулья.

— Белобандитский отряд полностью не уничтожен, рассеялся по тайге. Большая группа во главе с Павлом Цыпуновым сумела замести следы. Это худо! Есть предположение: Цыпунов повернул в родные места... Наши захватили с десяток пленных. Восемнадцать бандитов постреляли в стычках. Захватили два пулемета. Жаль, самого главного, самого заядлого не ликвидировали. Он вроде ртути. Пока вождя не обезвредим, бандитизм будет продолжаться. Схватим его — наступят спокойствие и мир... Да, вот еще что, Никифоров. — Чухломин подошел вплотную к Назарке, повертел пуговицу на кармане его гимнастерки. — Поедешь навстречу отряду. Дожидайся своих на Хамагаттинском спуске. Видишь, какая дурная вода! Заранее подготовь лодки, помоги им без лишних хлопот переправиться. Потом отбери нескольких красноармейцев, и верхами разведайте дорогу в направлении Томтора. Из наслега сообщение поступило: недавно там в активиста стреляли. Проверь!

— Слушаю, товарищ председатель Чека!.. Когда выезжать?

— Чем скорее, тем лучше.

— Я уже готов!

— Действуй, действуй! — Чухломин легонько хлопнул Назарку по спине, подумал и снял с себя маузер в деревянной кобуре. — Возьми, Никифоров! Карабин тоже прихвати... Вообще-то в окрестностях спокойно, но, неровен час, наткнешься на недобитышей... Ну, в добрый путь! — Пряча глаза, Чухломин порывисто обнял Назарку и подтолкнул его к выходу.

Прежде всего Назарка навестил Синицына. Поприветствовав секретаря ячейки поднятой кверху рукой, Назарка с порога возвестил:

— Занятия в кружке надо отменить!

— Почему? — вскинул на него глаза Христофор и нахмурился. — Вилять начинаешь... С Чухломиным я же договорился!

— Не сердись, секретарь! — с улыбкой заметил Назарка и протянул ему сочинения Шелгунова. — Срочно уезжаю!

Часа через три, когда светозарная северная ночь ненадолго угомонила непоседливое пернатое царство, Назарка верхом на широкогрудом коренастом жеребце выехал на мыс. За плечами путника тускло поблескивал вороненый ствол карабина. Сбоку, на широком ремне, — маузер. Назарка придержал лошадь и по сносно натоптанной тропинке спустился с приречного взлобка к берегу. Слабо прохрустели вдавливаемые в податливый песок зеленые хвощи. Потом кованые копыта, высекая искры, звонко ударили по обкатанной гальке.

У кромки воды сплошной, непреодолимой преградой тянулся навороченный в диком беспорядке лед. Перламутром отливали сбегающие с него жгутики воды. От ледяного хаоса наносило холодом. Назарка поежился и поднял воротник тужурки. Пустил жеребца хлынцой — неторопкой развалистой рысью.

Картинно, красочно рисуя в воображении встречу с друзьями — объятия, возгласы радости, улыбки, Назарка широко ухмылялся, качал головой и в нетерпении принимался колотить пятками по вздутым лошадиным бокам.

— Хат!.. Хат!.. — покрикивал он и дергал за повод.

В ответ на понуканья жеребец встряхивал головой, прял ушами, фыркал, но шагу не прибавлял. А Назарку одолевало нетерпение: скорей бы, скорей бы!.. Вот он представил себе спокойного, уравновешенного Коломейцева и тихонько засмеялся. А высокий костлявый Кеша-Кешич... Сколько будет суеты!

После нескольких безуспешных попыток Назарка убедился, что никакими понуканьями жеребца бежать не заставишь, и бросил поводья. Склонившись, насколько это было возможно, к седлу, чтобы ветер не раздувал махорку, он принялся крутить самовертку. Жеребец почувствовал свободу и перестал мотать головой. Не замедляя своей неторопкой рыси, он ловко хватал с обочин траву, росшую пучками среди галечника.

Через несколько никем не меренных верст дорога круто вильнула в сторону от реки. Ее тотчас плотно стиснула веселая разноголосая тайга. Великаны-лиственницы стояли, точно окутанные прозрачной зеленой дымкой, — стройные и торжественные. По вершинам деревьев, осторожно раскачивая их, разгуливал ветерок, и лес полнился умиротворенным перекатистым шумом. Он напоминал затихающее после бури волнение на реке. Синичка задорно цвинькала и деловито, по-хозяйски обследовала ветви. Издалека подавала свой глуховатый тоскующий голос кукушка-бездомница.