Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— Отец-то у тебя, поди, есть?

— Есть!

— И мать есть?

— Нет, матери у меня нету! — со вздохом произнес Назарка и отложил ложку.

— Умерла, что ли?

— Убили!

— Ахти, боже мой! — всплеснула старушка руками, — Кто злодейство такое совершил?

— Белые, Матрена Павловна, и маму мою и двух сестренок застрелили.

— Душегубы, за что дитев-то? — негодующе воскликнула хозяйка.

— Отец с красными ушел, правду узнать. За него отомстили! — глухо проговорил Назарка, и воспоминания отозвались в сердце тупой ноющей болью.

«Где-то теперь отец? Живой ли?» — подумал он и вздохнул.

Заседание ячейки было назначено на шесть часов. Назарка пораньше отправился в больницу. На сегодня была назначена перевязка. Но изрядно подвыпивший врач не спешил. Он то и дело заряжал красный ноздреватый нос понюшками табака, отчаянно сморщившись, чихал и, словно заведенный, говорил, перескакивая с одного на другое. Задавал пациенту вопросы, не дождавшись ответа, сам же на них отвечал.

Назарка потерял терпение и попросил врача поторопиться.

— А куда спешить, молодой человек? — благодушно полюбопытствовал тот, икнул и лениво начал скатывать бинт. — Впереди нас ждет вечное блаженство, но меня что-то не прельщает попасть туда до срока, уготованного мне судьбой!

Через полчаса запыхавшийся Назарка осторожно заглянул в приоткрытую дверь. В комнатушке сидели юноши и девушки и негромко переговаривались. Синицын прислонился к перегородке и подбрасывал на ладони карандаш. Возле окна, вытянувшись, стоял паренек. Сжатые в кулаки руки его свисали вдоль тела. Конопатое лицо было напряженное, сосредоточенное.

— Значит, предложение одно — принять! — ступив к столу, сказал Синицын. — Будем голосовать.

Он приосанился, развернул плечи и строго оглядел собравшихся... Когда повеселевший парнишка, задевая ноги сидящих, пробрался на свое место, Назарка ступил на порожек и спросил:

— Разрешите?

— Почему опоздал, товарищ Никифоров? — поднял свое крупное, с прямыми линиями, лицо Христофор и, сбычившись, исподлобья осмотрел Назарку. — Дисциплина и у нас сознательная, красноармейская!

— На перевязку ходил! — чувствуя, что краснеет, ответил Назарка. — А доктор пьяный... Не хотел ругаться с ним — ждал.

— Садись!

Назарка быстренько сел на скамью и огляделся. Соседкой его оказалась девушка в поношенной жакетке-душегрейке с меховым стоячим воротником. Назарку поразили ее глаза. Большие, открытые и ярко-синие, они смотрели на мир с удивлением, будто в ожидании чего-то. Волосы у девушки были густые, каштановые. Две толстые переплетенные косы с разлохматившимися кончиками покоились на груди. Клетчатый платок сдвинулся на затылок.

— Вступаете? — шепотом поинтересовалась девушка, наклонившись к Назарке.

— Поступаю, — ответил Назарка.

— А меня уже приняли! — доверительно сообщила соседка Назару и улыбнулась.

В улыбке девушки, выражении ее лица с черными, полукружиями, бровями было что-то такое, что вызывало к ней доверие и благожелательность. Голос у нее был грудной, приятный.

Надо было что-то сказать в ответ, но мысли, подобно стайке снегирей с дороги, упорхнули из головы. И язык стал — будто его в смолу окунули. Между тем девушка заметила, что у парня под шубейкой рука на перевязи.

— Вы ранены? — участливо спросила она и так заглянула Назарке в глаза, что у того холодком обдало спину.

Девушка с нескрываемым любопытством и в то же время уважительно рассматривала соседа. Назарка, смущенный, растерявшийся, потел и сидел, неестественно выпрямившись. На перевязку, а оттуда в ячейку явился в старом залатанном полушубке, шапке-треухе и стоптанных, не по размеру ичигах, которые на весну уступила ему Матрена Павловна. Назарка берег свою новую армейскую форму.

— Где вас ранили? — допытывалась девушка, и ее большие глаза стали еще больше.

Назарка глубоко вздохнул и обежал взглядом комнатушку. Синицын за столом писал, нетерпеливо забрасывая волосы назад. Паренек, которого приняли в ячейку, стоял возле секретаря. Он тайком потягивал папиросу, зажатую в кулак, и, выпятив губы, пускал дым в распахнутую створку окна.

— В бою ранили, — зашептал Назарка, придвинувшись ближе к девушке. — Я и Костя пошли в разведку. И еще Коломейцев с нами. На собрании видали — высокий такой?

Соседка покачала головой:

— Я на общем собрании не была.

— На лыжах мы бежали, а бандиты нам навстречу, на лошадях. Мы бросили в них гранаты и начали стрелять. Бандиты растерялись, а потом тоже начали стрелять. Их много, а нас двое. Коломейцева к своим послали предупредить... Тут и попала пуля. Круглая, самодельная.