Юрий Мишаткин - Схватка не на жизнь

На экране демонстрировалась сборная программа. Вначале показывали парад в Ростове и участие в нем Деникина, затем салонную мелодраму «Жгучая страсть мадам Бонэ» и в заключение — комическую ленту фирмы «Патэ» с участием непревзойденных комиков с мировым именем Пата и Паташона.

Надоедливое трещание аппарата заглушало непрерывную игру тапера, который отстукивал на расстроенном фортепиано подходящие к фильмам мелодии. Несколько раз тапер сбивался. Так, когда на экране замелькала фигура Деникина, — пианист выдал первые аккорды «Боже, царя храни», и сыграл бы весь гимн бывшей Российской империи, но в зале заулюлюкали, и, поняв свою промашку, тапер заиграл что-то отдаленно похожее на гусарский марш.

Говорить при трескотне проекционного аппарата было трудно, и члены подпольного ревкома перешли в соседнюю комнатку, где киномеханик перематывал пленку.

— Чем было плохо у меня собираться? Тихо и спокойно, — пробурчал Магура.

— У вас мы уже собирались дважды. Приходить туда же в третий раз — значит привлечь к себе внимание, — ответил председатель подпольного ревкома и сел на лавку. — Ждать нового курьера нельзя по двум соображениям. Во-первых, место передачи шифровок провалено — контрразведка не вылезает из кафе. Во-вторых, мы не знаем, когда явится новый посланец штаба, — завтра или через неделю. А промедление с нашей стороны приведет к Тому, что собранные товарищем Альтом с таким трудом сведения устареют.

— Меня надо послать в штаб фронта. Проберусь — можете не сомневаться, — сказал Магура. И еще что-то хотел добавить, но под строгим взглядом Павла Павловича опустил глаза.

— Самим идти надо, — кашлянул в углу член подпольного ревкома Калинкин. — Чего тут спор заводить?

— Второй вопрос о диверсиях в тылу Кавказской армии, — продолжал Шалагин. — Со дня на день в городе ждут прибытия эшелона с английскими самолетами «Ньюпор». Ожидается поступление фуража для конницы. На Орудийном торопятся с выпуском мортир и пулеметов. Необходимо все наши усилия направить на срыв любых поставок врагу. Эшелон с аэропланами задержать, а если будет возможность, уничтожить. На заводе немедленно начать активный саботаж..

— Еще про порт не забыть, — напомнил Калинкин. — По Волге к белякам с юга подкрепление может подойти.

— И последний вопрос. Товарищ Альт сообщил, что в штабе барона собираются послать делегацию к Колчаку. В наших силах помешать этому, а значит, и соединению двух армий.

— Телеграф я беру на себя, — предложил один из членов ревкома. — А о делегации сообщим нашим — пусть перехватят по пути к Уралу.

— Отмечаю успешную агитационную работу по деморализации солдат гарнизона. Только прошу быть предельно осторожными: мы и так потеряли за последнее время многих верных товарищей.

Они бы еще поговорили — встречаться приходилось не часто и всегда накоротке, как это требовали строгие законы конспирации, но киномеханик начал демонстрацию последней части сборной программы.

— Расходимся, — приказал Шалагин.

Он первым вышел в фойе синематографа, проскользнул в зал и уселся в последнем ряду с краю, уголком глаза наблюдая, как рассаживаются по оставленным на время короткого совещания местам товарищи из подпольного Царицынского ревкома. Меж тем на белом полотне экрана, под дружный хохот зрителей и разудалую польку-бабочку тапера, падали и кувыркались два неловких и забавных комика.

Когда Никифоров выходил из здания станции Царицын-товарный, его окликнули.

За пакгаузом, у замалеванной дегтем надписи на стене (сквозь черные потеки проглядывались буквы «Революц…»), чадил самокруткой человек, при виде которого у Никифорова возникла дрожь в коленях, а на лбу выступил холодный пот. Не в силах сделать даже шага, он застыл, окаменев.

— День добрый, — первым поздоровался Павел Шалагин.

Не переставая дымить, он подошел к Никифорову и встал рядом.

— Здрасьте, — прошептал Никифоров и, облизнув пересохшие губы, спросил: — Вернулись?

— А я никуда не уезжал, — ответил предревкома.

— Так ведь узнать вас могут…

— Кому надо — тот и узнает. Отойдем в тенёк — печет сильно.

Шалагин обошел железнодорожный пакгауз, увидел несколько бревен, сваленных у стены, и присел на одно, выбрав менее заскорузлое и занозистое.

«Вот бы кого господину штабс-капитану передать! Уж это для него была бы дичь так дичь! — помечтал Никифоров, послушно присаживаясь рядом. — Сдать бы главного среди подпольщиков с рук в руки в контрразведку — и можно в ус не дуть. Ведь кроме Шалагина да еще матроса Магуры меня никто из подпольщиков не знает. За такой «подарочек», как сам председатель ревкома, штабс-капитан уж отблагодарит. Да что он — повыше чины ручку не побрезгуют пожать!».