Даниэль Дефо - Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.]

И вот Робинзон всем существом почувствовал, что пришла та минута, которую он так долго ждал. Он понял, что надо действовать немедленно, если хочет снасти жизнь дикарю. Не теряя времени, он спустился в крепость, взял там два заряженные ружья и побежал вниз, наперерез двум бегущим дикарям. Но он немного опоздал, человек, спасавшийся от погони, успел пробежать дальше, так что Робинзон оказался между ним и преследователями. Он громко окликнул его, дикарь оглянулся и испугался, кажется еще больше, чем своих врагов.

Сделав ему знак остановиться, Робинзон повернулся навстречу бежавшим. Когда передний поравнялся с ним, он внезапно выскочил из-за дерева и сшиб его с ног ударом ружейного приклада: стрелять он не хотел из боязни привлечь внимание, звуком выстрела. Его товарищ остановился, видимо испуганный. Но когда Робинзон увидел, что дикарь поднимает лук и стрелу и начинает целить в него, ничего не оставалось больше, как выстрелить. Робинзон спустил курок и положил несчастного на месте.

Беглец, несмотря на то, что пали оба его врага, был до того напуган выстрелом, что потерял способность двигаться: он стоял, как скованный, не зная на что решиться. Робинзон снова стал кричать ему и делать знаки приблизиться. Дикарь понял, сделал два шага и снова остановился, снова шагнул и опять замер на месте, он весь дрожал, как в лихорадке. Вероятно, он думал, что пришел его смертный час и что теперь настала его очередь. Робинзон лицом, голосом старался его ободрить, как умел, дикарь подходил все ближе и ближе, через каждые несколько шагов он падал на колени, стараясь, должно быть, выразить свою покорность. Робинзон ласково улыбался и все продолжал манить его к себе. Наконец, подойдя совсем близко, дикарь снова упал на колени, поцеловал землю, прижался к ней лицом и, приподняв ногу своего спасителя, поставил ее к себе на голову.

Рис. 14. Дикарь выражает Робинзону свою покорность.

Робинзон понял, что этим тот выражал свою благодарность и покорность, поднял его, потрепал по плечу и всячески старался показать, что ему нечего теперь бояться. Но в это время оба заметили, что дикарь, поваленный ударом приклада, был не убит, а только оглушен, теперь он начинал приходить в себя. Робинзон указал на это спасенному дикарю. Тот ответил несколькими словами, которых Робинзон, конечно, не понял, но как радостно было снова слышать человеческую речь после двадцатипятилетнего молчания! Между тем ошеломленный дикарь настолько оправился, что сидел на земле, и растерянно смотрел на них. С некоторым колебанием Робинзон взялся было за второе ружье, но спасенный стал показывать на саблю, висевшую у его пояса, и знаками просить, чтоб ее дали ему.

Робинзон отцепил ее от пояса и подал.

Дикарь схватил, бросился к своему врагу и одним взмахом снес ему голову. Он сделал это с такой молниеносной быстротой и ловкостью словно постоянно имел дело с подобным оружием. Сделав это, он снова вернулся к своему спасителю и проделав перед ним ряд каких-то странных движений, сложил торжественно на землю у его ног и оружие, и голову врага.

Дикарь видел, что другой его враг сражен выстрелом и, видимо, не мог этого понять — он не постигал, как можно убить на расстоянии. Указывая знаками, он попросил позволения посмотреть на него, побежал туда и остановился над трупом в полном недоумении: постоял, поглядел, повернул на один бок, потом на другой. Пуля, вероятно, попала в сердце, и, действительно, видимых знаков почти не было. Сняв с убитого лук и колчан со стрелами, дикарь вернулся к Робинзону. Тот стал знаками звать его за собой, указывая, что может быть снова погоня, но дикарь ответил, тоже знаками, что следовало бы раньше зарыть убитых, чтоб остальные не нашли их, если придут на это место. Нельзя было не согласиться с ним; ловко и проворно взялся он за дело и вскоре голыми руками выкопал настолько глубокую яму, что похоронил в ней обоих убитых, плотно утоптав потом сверху землю.

Но Робинзон не решался вести своего гостя к крепости, он предпочел отправиться с ним к новой пещере. Там дал он ему воды, к которой дикарь припал с жадностью, потом кусок хлеба и ветку изюма. Не удивляясь невиданным блюдам, тот поглотил все в одно мгновение. Потом Робинзон указал ему на угол, где лежала подстилка из соломы, накрытая козьей шкурой, и знаком показал, что он может лечь. Тот доверчиво растянулся и сейчас же заснул. Тогда Робинзон подсел к нему и стал рассматривать его. Это был красивый малый, высокого роста, прекрасно сложенный, с прямыми, стройными ногами и красивыми руками. На вид ему можно было дать лет около двадцати пяти. На его лице ничего не было дикого и свирепого, наоборот, это было мужественное, приятное, осмысленное лицо, его улыбка была добрая и доверчивая. Волосы были черные, длинные и прямые, не похожие на ту круто-курчавую овечью шерсть, что покрывает головы негров. Лоб у него был высокий и открытый, цвет кожи не черный, а темно-коричневый, очень приятный для глаз. Лицо было продолговатое, правильное, небольшой нос, хорошо очерченный рот с белоснежными зубами. Что глаза его быстры и блестящи, это Робинзон заметил уж раньше.