Николай Асанов - Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море

Желательно, чтобы, кроме тебя, вышли Эгле и представитель вышестоящего руководства. О месте и времени операции сообщим позже, но до этого передай нам сам лично, не спрашивая совета у других, какие места предлагаешь ты.

Твоя связь с нами должна быть организована так, чтобы ты, находясь на берегу, мог принимать и расшифровывать наши радиограммы, в течение не более получаса и сумел информировать нас, если у тебя возникнет такая необходимость, немедленно. Это значит, что одна рация, твоя или Петерсона, должна находиться вблизи от берега. Для этого необходим ручной генератор. Можешь ли ты это организовать и сделать все необходимое перед самой операцией?..»

С этого дня опять пошла волна двухсторонней связи. Нападение чекистов было словно забыто.

Три человека ежедневно сидели в отдельном углу: Граф, Делиньш и Вилкс, шифруя и расшифровывая радиограммы. Надо было условиться о сигналах, о расположении постов на берегу, о самом месте высадки, о количестве людей, которые будут принимать участие в операции. Когда большинство деталей было обусловлено, Вилкс отправил послание Будрису, прося о встрече.

Встреча была назначена на одном из ближних хуторов. Вилкса сопровождали Лидумс и Граф.

Будрис ознакомился с радиограммами сторон и дал свое согласие. Сопровождать Вилкса будет опять Лидумс. Место высадки он посоветовал избрать недалеко от Ужавского майка, свет которого будет хорошим ориентиром для катера.

Лидумс и Граф вышли из дома, оставив Будриса и Вилкса одних.

Будрис осторожно спросил:

— Англичане просят прислать им и Эгле. Не лучше ли было бы оставить его в группе для поддержания морального духа наших бойцов? Присутствие среди них представителя Запада будет воодушевлять их, они почувствуют себя не такими одинокими. А сейчас создается сложное положение: Петерсон ушел в Ригу, вы вместе с Эгле возвращаетесь в Англию, в группе никого не остается…

Вилкс подумал немного, сказал:

— Я согласен с вами, но Эгле знает о вызове. Видели бы вы, как он плясал, когда прочитал радиограмму!

— Он забыл о своих угрозах? — усмехнулся Будрис.

Вилкс внимательно поглядел в смеющиеся глаза Будриса, чуть помрачнел. Он думал, что никто из его друзей, кроме Лидумса, не знает об этих идиотских угрозах. А если и знают, то не придают им значения. Однако от этого всевидящего ока никуда не денешься. Правду говорят «братья», что с Будрисом можно разговаривать только как на исповеди. Солги, и он никогда уже больше не одарит тебя доверием!

— Это ведь касается только меня. — Вилкс пожал плечами. — Не думаю, чтобы ему очень поверили там. Но, конечно, каши с ним не сваришь, и он может помешать нашему делу, когда окажется в Лондоне.

— Ну, я этого не думаю, — Будрис был невозмутим. — Лидумс объяснит, что Эгле не прав. Хотя при желании он действительно может доставить нам неприятности. Помните, он как-то бросил, что еще «скажет свое громкое слово»! Это было, кажется, после того, как вы попугали его за трусость.

— Он и есть трус! — с внезапной ненавистью воскликнул Вилкс. — И ему ничего не стоит оклеветать своего же товарища! Я помню его еще по школе, он и там наушничал, как мог. До сих пор жалею, что пришлось взять его в свою группу. Если бы не его приставания и нервозность, Лаува никогда бы не пошел на легализацию. Он виноват в том, что бедняга Лаува не выдержал той проклятой зимы взаперти…

— Вы, кажется, чересчур усложняете дело, Вилкс. Лаува просто устал от неустроенности своей жизни, к тому же у него тут жена. Эгле, пожалуй, ни при чем. Правда, он постарается обвинить вас в неосмотрительном доверии к Лауве. Вы, вероятно, могли не выпускать этого Лауву из-под своего контроля. Но это уж ваш личный, так сказать, спор…

— Да, мы с Лидумсом могли бы больше сделать для нашего дела без этого неврастеника, — Вилкс механически крутил в пальцах сигарету, не замечая, как из нее сыплется табак. — Он, конечно, просто со злости на то, что вы мне больше доверяли, постарается принизить нашу роль, когда окажется в Англии… — Он говорил вяло, приглушенно, но видно было, что ум его напряжен. Вдруг он выпрямился, как будто на него снизошло божье благоволение, громко сказал: — А вы знаете, мы можем его оставить здесь на некоторое время. Только сказать об этом ему надо в день отъезда. И лучше будет, если это скажете вы. Вас он не посмеет ослушаться.

Больше он не мог сдерживаться, вся его ненависть к этому трусу, подонку, ублюдку вырвалась наружу, и было ясно, что он согласен не только с тем, что Эгле лучше оставить здесь, он был бы только рад, если бы эта серая тень человека вообще никогда не вернулась в жизнь.