Итак, Казимира снова окружали его бывшие враги, только теперь они именовались солдатами американских войск специального назначения, или, короче, рейнджерами, «зелеными беретами».
Именно на базе, где американцы муштровали свои войска спецназначения, проходили обучение и американские шпионы, да и вербовались они тут же, из солдат этих войск, преимущественно иностранцев, родившихся в стране, против которой они должны затем действовать, или хотя бы знающих язык этой страны…
Школой, с которой должен был ознакомиться советский разведчик Лидумс-Казимир, оказалась школа шпионов-парашютистов. В нее попадали те, кто прошел предварительный отбор, получил первоначальные знания по радиоделу, фотографированию, диверсиям и теперь готовился к заброске в тыл «потенциального противника». Уже по одному тому, что все это были латыши, литовцы, эстонцы, бежавшие из Советского Союза вместе с немцами, или дети эмигрантов, становилось ясно, кого в данной школе именовали «потенциальным противником».
Лидумса и Эала сопровождали два ученика английской разведшколы — Биль и Альвирас. Перед въездом на территорию базы Эал предупредил своих пассажиров, чтобы они молчали: охранникам базы ни к чему знать, что новые питомцы школы не американцы…
Здание школы находилось примерно в километре от ворот базы и в некотором удалении от других зданий казарменного типа. Разгуливать по территории базы, знакомиться с людьми было категорически запрещено. Одним словом, это была настоящая тюрьма со своим внутренним уставом и устройством, со своей субординацией и своими особыми занятиями. В этой тюрьме и должны были отныне жить Лидумс, Альвирас и Биль, а наблюдали за ними и занимались с ними два инструктора: лейтенант и сержант, с которыми Эал познакомил новичков.
Ни лейтенант, ни сержант имен не назвали, но оба были в своем роде примечательны. Лейтенант, американец по происхождению, невысокий, плотный, лет тридцати, с голосом громким и пронзительным, показался Лидумсу самоуверенным не по чину, грубым до самозабвения, и было видно, что всех остальных людей он считает ниже себя. Это наводило на мысль, что он давно уже служил в этой или похожей школе, где под его началом были люди, им презираемые. Может быть, он сразу пошел в эти части спецназначения, а организованы они были еще в 1951 году, и уже привык к угодничеству и лести.
Сержант того же возраста, видимо обиженный и обозленный тем, что так и не сумел пробиться к офицерскому чину, очень высокий, худой, держался со своим прямым начальником раболепно, но точно так же презирал «вшивых иностранцев», и если не пускал в ход кулаки, то, наверно, только потому, что служба в парашютной школе опасна: парашют может и не раскрыться или лямки его окажутся подрезанными… Что-то в этом роде пробормотал Биль после первого же разноса, правда, пробормотал на родном языке, но Лидумс понял, что тут все держится на грубой силе.
Но Эал, по-видимому, что-то шепнул лейтенанту о миссии Лидумса, потому что тот при знакомстве словно проткнул нового «ученика» острыми, пронзительными глазами, пробормотал: «Очень рад!» — И после ни сам, ни его помощник сержант к великану латышу не придирались.
Занятия начались с утра следующего дня.
Их учили собирать и складывать парашюты, управлять ими при спуске с самолета, прятать освобожденный парашют на территории «противника» так, чтобы его невозможно было обнаружить. Это были и теория и практика, поскольку шпион мог воспользоваться парашютом только однажды, — при спуске в тыл «врага», но от того, как он укроет его после приземления, в сущности, зависела его жизнь.
Только после того, как они наловчились собирать распущенный парашют в самое короткое время, прятать его в считанные минуты, «учеников» перевели в следующий «класс»: подготовка к прыжкам.
Лидумс собрал все терпение и умение, чтобы заслужить одобрение лейтенанта. И после каждой похвалы, произнесенной тем же грубым, пронзительным голосом, каким лейтенант только что отчитывал Биля или Альвираса, вежливо повторял:
— Слушаю, сэр!
В конце концов лед тронулся. Как-то вечером лейтенант буркнул:
— Зайдите ко мне, мистер Казимир, поболтаем…
Лидумс невольно подумал: а как этот грубиян разговаривает с женщинами? По вечерам лейтенант часто отбывал «проветриться», оставляя школу на сержанта, а тот ворчал, не стесняясь учеников: «Опять ударил по бабам!» По воскресным дням сержант злобно завидовал начальнику: лейтенант отпускал его из школы только раз в неделю, и то в рабочие дни.
Читать дальше