Николай Асанов - Чайки возвращаются к берегу. Книга 2

За окнами эти женщины были похожи на рыб в аквариуме. Они делали призывные знаки прохожим — по улице и в ту, и в другую сторону шли только мужчины, останавливались, разглядывали товар, и то один, то другой вдруг ныряли в мгновенно распахивающуюся и тут же закрывающуюся дверь. И окно рядом с дверью гасло, а изнутри дома слышалась музыка, чаще сентиментальная, по-видимому, там включали магнитофон…

Женщины были и молодые, и пожившие, блондинки и брюнетки — на любой вкус. Одни ели конфеты или пирожные, другие пили, третьи раздевались или одевались, но все происходило деловито, трезво, и тем более страшным казался Лидумсу этот странный парад манекенов.

Малый Джон провел своего спутника по одной стороне улицы до самого конца ее, где открывалась новая маленькая площадь, тоже залитая безразличным светом реклам и витрин. Тут он остановился, спросил:

— Ну как, нравится?

— Нет! — Лидумс отрицательно покачал головой. Но, не желая обижать спутника, пояснил: — У нас эти жрицы любви тоже занимали несколько улиц, Рига ведь портовый город, но меня они никогда не привлекали.

— А я думал, что все художники любят богему… — разочарованно протянул Малый Джон.

— Я совсем не хочу лишать вас удовольствия и буду сопровождать куда угодно, только уж извините, если воздержусь от некоторых развлечений.

— Я так и знал, что вы, Казимир, свой парень! — обрадовался Джон и, подхватив Лидумса под руку, перевел на другую сторону улицы.

Их странное несоответствие: белокурый гигант в шляпе и маленький простоволосый Джон — вызывало улыбки женщин за окнами. Они простирали к ним руки, манили их, смеясь, но Малый Джон упрямо шел дальше. Наконец он остановился, отыскал кнопку звонка и позвонил в дверь рядом с широким, почти квадратным окном, за которым какая-то красавица в одном белье натягивала на длинную ногу черный чулок.

Дверь отворила высокая полная женщина лет сорока или больше. Увидев Джона, она обрадованно улыбнулась, протянула руку и похлопала его по щеке:

— Опять здесь, мой мальчик?

— Да, на несколько дней!

Она приняла от них пальто, шляпу Лидумса и провела в крохотную гостиную, из которой три двери вели в другие комнаты, спальни, как догадался Лидумс, и в «витрину» с квадратным окном. Женщину он правильно посчитал за «хозяйку заведения»: она была несколько старовата, чтобы зазывать гостей. Каково же было удивление, когда он понял, что это и есть возлюбленная Джона!

Однако «возлюбленная» отнюдь не забывала о деловой стороне в своих отношениях с Джоном. Ее первые слова были:

— Деньги вперед, мой мальчик!

Джон вытащил бумажник и отсчитал пятьдесят марок. Лидумс видел, как жадно хозяйка разглядывала толстую пачку, от которой Джон отделял кредитки. Но она тут же принялась накрывать на стол, крикнула в сторону комнаты-витрины: «Эмма!» — и красивая женщина в пеньюаре вошла к ним.

Джон представил им своего друга — мистера Казимира, старшая назвала себя Эльзой, все заговорили по-немецки, так что Лидумсу пришлось сознательно коверкать язык, чтобы сойти за англичанина хотя бы по акценту. Но так как их «друг» был действительно англичанином, то и Лидумс сошел за англичанина, а за хорошее знание немецкого его даже похвалили.

Пиршество сразу начинало принимать угрожающие размеры. Вместо одной бутылки «корна», о которой, как помнил Лидумс, договаривался его спутник, на столе появились сразу три, кроме того, для дам бутылка мозельского и бутылка шампанского, хотя дамы тоже предпочитали «корн», затем бутылки кока-колы, соки, какие-то консервы, — одним словом, Джон загулял.

Пить он явно не умел, а может, хотел просто похвалиться перед своей знакомой и Лидумсом, потому что выпил сразу несколько рюмок водки, затем стакан мозельского — за возвращение к Эльзе, бокал шампанского и через полчаса был уже пьян. А пьяный оказался задиристым, несговорчивым, и Лидумс понял: придется его оставить…

Впрочем, Джон, сообразив, что ни Эмма, ни Эльза не привлекают его спутника, пробормотал, что Казимир может убираться к черту, и настойчиво потянул Эльзу во внутренние комнаты. Лидумс попрощался, напомнил, что к трем утра вернется за Джоном, и ушел из этого «чайного домика», устроенного на такой истинно немецкий лад.

До вокзала было не больше километра, и Лидумс прошелся по затихающему городу. Толпы на улицах поредели, но рестораны, кафе и танцевальные залы, бильярдные и кино работали с таким напряжением, как будто всем их посетителям оставалось прожить всего одну ночь.