Вячеслав Букур - Поиск-87 - Приключения. Фантастика

— Как? — хрипло каркнул я, и жизнь, испугавшись такого голоса, вернулась обратно, завращалась, выжимая из тела жар и пот. — Как я смогу это сделать? Ведь Друг Камня наш гость, а значит, и часть нашей орды.

Мне стало страшно. Уб… то есть уговорить члена нашей орды ни с того ни с сего — да этого не было ни в одном предании! Пусть даже он временный соордынец!!!

Дунул насыщенный холодом, приманчивый ветер с севера.

— Ну Младостарец же! Пора!

— Уже ведь сказаны все наставления.

Выслушав эти крики, он холодно повернулся ко мне:

— Я знаю, ты думаешь, как тяжело уговорить родича. Прекрасно. Хвалю. Но НА САМОМ-ТО ДЕЛЕ он нам совсем не родич, а так, жалкий остаток нелюдского рода, оборотень и лжец. А ты боишься. Ты вот еще чего боишься, я знаю: мол, нет такого предания, которое приказывает сделать то, о чем я тебя прошу. Ну так вот, я, я тебе говорю: смелее! Дерзай! Пробуй! Если мы, то есть «я» да еще «я», победим, мы сделаем, выдумаем себе любое предание, какое захотим. Это будут сказания о нелюбви к людям и о любви к нелюдям, о том, что земля — это небо, а небо — это земля, что все родственники и что все — неродственники.

От любимой орды отделился Друг Камня и, по-хорошему скалясь, пошел в нашу сторону. Младостарец любовно сжал мои плечи, легонько толкнул в сторону Рыбы:

— Жалко, что все так быстро случается и некогда все основательно разъяснить. Но помни еще и еще, что бы ни случилось: НА САМОМ ДЕЛЕ он не человек. А если мы будем чересчур придерживаться правил для единого многоголосого «я», то никогда не сможем покорить неустроенный мир.

Он мгновенно повернулся и пошел мягким быстрым шагом. Ближе, ближе подходил он к любимой орде и к Рыбе. И тот приближался к нему. Подойдя почти вплотную к Мастеру, Молодой Старец повернул к нему красивую голову и мягко, светло улыбнулся. Ослепительно сверкнули прекрасные зубы. После этого они разошлись, идя каждый своим путем: Молодой поспешил к группе охотников, ко мне же подошел, по-хорошему показывая зубы, Мастер Камня:

— Радостно, что пришлось участвовать в деле с таким умным юнцом. Радостно к тому ж, что стоит хорошая погода. И того радостней, что предок хмельного меда так крепко скрепил нашу дружбу.

После такого решительного слова мы шли целый день вдоль реки молча, мы двигались в указанном нашими Старцами направлении, мы шли прямо в огромный красный костер, разложенный на западном небе, на небе умирания. И когда уже почти совсем вступили в это красное пламя, молча посмотрели друг на друга, согласно кивнули и стали располагаться на ночлег. Вдруг он вздрогнул и стал шарить вокруг своего пояса.

— Ты взял угли? — испуганно спросил он. Я торжествующе ухмыльнулся, вытащил из кожаного мешочка два камешка и ударил один по другому. Тончайшие молнии брызнули, извиваясь, и одна золотая змея клюнула в кучку сухого мха. С привычным трепетом я наблюдал, как рождается огонь. Мастер жадно посмотрел на него, потом испуганно — на меня.

— Не понимаю, откуда он взялся?

Я небрежно объяснил:

— Родился. Вот этот камень — мужчина (я показал на кремень), а вот этот — женщина. При своем страстном движении они порождают огненное дитя. То же самое происходит наверху, когда Предки промокают от дождя и высекают немыслимыми камнями огромные молнии, — они хотят разложить костер для обсушки.

— А у нас говорят, что Предки в это время пируют и с треском раскалывают кости, — с сомнением сказал Мастер Камня.

— Ваша орда темная, — снисходительно улыбнулся я. — На самом-то деле, как ты убедился, все на свете происходит не так.

Он промолчал, но, видимо, не обиделся. Но эта жалкая помесь Мамонта и Рыбы, этот обглодыш полувымершей орды вечером показал некое умение, когда костер разгорелся! Вечер захотел быть промозглым. Мы спросили Предков, кому первому спать, и Друг Камня вытащил короткую травинку. Предки подарили маленькую радость.

— Жаль, что ты будешь спать, поджариваясь с одного боку и леденея с другого, — сказал я ему. Он молча растянул свои толстые губы и скинул с плеч тонко выделанную медвежью шкуру. Я завистливо посмотрел на эту одежду. Мастер встряхнул одеяние и туго растянул на ивовых распорках. Я ничего не понимал. Но он развернул эту перепонку лицом к костру и пригласил опробовать эту штуку. Я лег между костром и шкурой и испугался: тепло схватило сразу с обеих сторон. Но потом стало понятно: тепло, дойдя до шкуры, ударялось об нее и летело обратно и грело уже с другой стороны.

Он взял копье (я поджался, надеясь на силу наших накожных рисунков), взял головню из костра и скрылся по направлению к речке. Я следил в призрачном свете ночного солнца, как огонь лохматой звездой метался вдоль мелководья, как Мастер сделал бешеный рывок — я вскочил — и забился в воде, с кем-то борясь. Я задавил в себе отвращение, хотя тяжело было наблюдать за этим жутким одиноким камланием. И он возвратился, трясясь от холода и удовольствия, с усилием неся копье, на кремневом наконечнике которого — увесистый, в один локоть, таймень. Он улыбнулся и стал бегать вокруг костра. Согревшись, он раскопал землю в одном месте, налил туда воды, взял из ямки грязи и облепил рыбу со всех сторон. Потом положил ее в огонь.