АРАБ ШАМИЛОВ КУРДСНИЙ ПАСТУХ

Несмотря на эту неудачу, атака возобновилась через несколько дней: какой‑то поручик опять пытался ночью забраться в дом красавицы–курдянки и тоже был ранен в тот момент, когда перелезал через забор.

Об этом последнем случае кто‑то донес в штаб корпуса, и оттуда немедленно приехал комендант 4–го Кавказского армейского корпуса полковник Бециславский с несколькими офицерами для производства дознания. Я сопровождал комиссию, как переводчик. Когда мы подошли к дому курдянки, комендант послал меня вперед. Он поручил мне объяснить женщинам, что комиссия пришла, чтобы защитить их, а не для того, чтобы возвести на них вину. Дело было днем, и я пошел прямо через ворота. Как только я показался в воротах, на меня была направлена винтовка, но я сейчас же крикнул по–курдски «эзи–ж-воэмо», что значит «я ваш», почему и был пропущен во двор и даже в дом. Оказалось, что охраной дома руководит младшая невестка, действительно замечательная красавица; две старшие невестки и свекровь тоже были вооружены, но подчинялись указаниям своего молодого командира. Я объяснил им, что прибыл самый главный начальник, который узнал, что воинские чины безобразничают в селе; он не причинит им зла, а наоборот, строго накажет виновных. Женщины удалились на совещание, но одна из них осталась, наставив на меня свою винтовку. После получасового совещания они заставили меня поклясться в верности своих — слов и самое главное в том, что комиссия пришла к ним с честными намерениями. Я произнес торжественную клятву и после этого пошел к коменданту, которому передал, что курдянки согласны принять его. Комиссия допросила всех женщин, а также многих офицеров и казаков, которые были вызваны. Последние обвиняли курдянок в разных проступках и наговорили довольно много вздора.

Дознание выяснило целый ряд безобразных поступков. Дело кончилось тем, что несколько офицеров было переведено с фронта в другие части, а к дому курдянок поставили часовых для охраны. Однако курдянки не ослабили своей бдительности и, кроме меня, никого не впускали в дом. Все это происшествие особенно отчетливо запечатлелось в моей памяти потому, что я искренне восхищался курдскими женщинами, которые сумели отстоять себя.

Прошло несколько недель, и мы двинулись дальше, в глубь Турции. Вскоре наша часть подошла к высокой горе Сапан–Дагу, которая не уступает по высоте Арарату. Величественный Сапан–Даг воспет в курдской поэме «Сиябанд и Хадже», которую мне не раз приходилось слышать от кочевников–курдов.

Передам вкратце ее содержание.

В давние времена на Сапан–Даге жил красавец Сиябанд, охотник из племени Зилли. Сиябанд влюбился в красавицу Хадже. Но охотник был беден и не мог по курдскому обычаю уплатить родителям калым, чтобы взять Хадже в жены. Сиябанд украл красавицу и увез ее в горы, где они счастливо и беспечно провели три дня и три ночи. На четвертый день случилось так, что Сиябанд заснул, положив голову на колени Хадже. В это время мимо пробежало несколько диких оленей, и один из них, самый высокий и красивый, отбил самку от стада и пошел с нею в сторону. Увидев это, Хадже заплакала, и слеза из ее глаз упала Сиябанду, на щеку. Он проснулся и, видя плачущую Хадже, сказал:

— Если ты неохотно пошла за меня замуж, то я буду тебе верен, как брат сестре, и отведу тебя домой к отцу и матери.

— Нет, дорогой Сиябанд, я люблю тебя и всегда буду тебе верной женой, а плачу я потому, что видела, как высокий и красивый олень отбил от стада самку, и ни один из остальных оленей не посмел отбить ее обратно. Этот олень такой же удалец, как и ты; я обрадовалась твоему удальству и заплакала от избытка счастья, —ответила Хадже.

Тогда Сиябанд спросил:

— Куда ушел олень с самкой?

Хадже указала, в каком направлении они поскакали, а Сиябанд сказал:

— Я охотник. На этой горе я никого не видел сильнее себя, и вдруг почти на моих глазах олень отбивает самку от стада; это для меня очень обидно.

Он вскочил на ноги и бросился бежать вдогонку за оленями. Как только он приблизился к оленю и прицелился из «тиркавэн» (курдский охотничий лук), олень подскочил, ударил его рогами и сбросил в ущелье. Там нашла его Хадже тяжело раненого и разбитого. Сиябанд лежал на дне ущелья, а Хадже склонилась над ним, горько плакала и в песне проклинала красоту леса, цветов, вое великолепие природы; она проклинала воду родников, мелкие кустарники, фрукты и ту траву, которую щипал олень и которая дала ему такую силу, что он сумел победить Сиябанда. В припадке отчаяния она проклинала и летние кочевки, утопающие в лесной зелени, и прекрасный воздух, насыщенный ароматом горных цветов, и яркое солнце, освещающее Сапан–Даг, где было пристанище злого оленя. В этой поэме Хадже излила вое свое горе, всю печаль. «Сиябанд и Хадже» —одна из самых поэтических и красивых поэм у курдов.