Лев Кассиль - Чаша гладиатора (с иллюстрациями)

И все, как это бывает в классе, когда учительница говорит о чем-то знакомом и находящемся рядом, все посмотрели на экскаватор. И казалось, что он, смущенный этим общим вниманием, неловко ощерил зубастую пасть ковша.

Ксана читала о том, что скоро будет и здесь:

Не все было до конца понятно в этих словах, и химию в шестом классе еще не проходили, и не каждый из строителей помнил формулу, но все понимали: речь идет о близком будущем, которое принесет сюда по открываемому ей пути вода.

- Не один случайный гость приезжий», - произнесла Ксана и выразительно обернулась на Пьера.

И, когда Ксана кончила, зааплодировали все. Даже там, высоко наверху, где на фоне весеннего неба маленькими фестонами чернели головы стоявших на лесах строителей - там сверху тоже все хлопали и кто-то басом, словно вбивая сваи, бухал: «Быс!.. Быс!..»

- Как прочла!.. Какое сердце! - восхитилась Елизавета Порфирьевна.

- И, главное, текст весь усвоила, нигде слова не спутала! - отметил растроганный Глеб Силыч.

А потом, это было заранее задумано Ириной Николаевной, Пьер читал стихи Беранже.

- Революционные французские стихи читает Пьер Кондратов. Автор Пьер-Жан Беранже, - объявил ведущий программу долговязый паренек с озабоченным лицом. Он выходил, ступая огромными резиновыми сапогами, на помост и там начинал говорить с неожиданной басовитостью, как будто он у кого-то на короткое время брал взаймы голос.

Пьер читал любимые стихи деда:

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Стихи, прочитанные Пьером, вызвали оглушительный восторг строителей. Но, видимо, кроме Ирины Николаевны, все не очень хорошо разобрались, в чем дело. Потому что, когда от молодежной бригады строителей выступал комсомолец, чтобы поблагодарить школьников за приезд и выступления, он сказал:

- А также просим от имени всех строителей передать наш пламенный привет пролетариям Парижа, от лица которых тут их юный представитель прочитал нам стихи на революционные темы. Пьер был, кажется, доволен, что его приняли за представителя пролетариев Парижа. А объяснять что-нибудь было уже поздно.

Кончился перерыв, запела оглушительно сирена, рванулись с места, лязгая кузовами, фырча и взвывая на подъемах, моторы самосвалов. Люди взялись за лопаты, за ручки тачек, рычаги механизмов. Все двинулось в работу.

Когда ехали обратно, слегка ошеломленные всем виденным, слегка усталые и потому непривычно тихие, Пьер, глядя в окно автобуса, вдруг сказал:

- Это очень здоргово пргекргасно будет, что у нас как морге станет… Пргавда, ргебята… Хоргошо, Кса-на, да? Ксана радостно закивала. Но Ремка тут же захохотал:

- Слыхали. «У нас». Здорово. Вполне уже перековался. Ай да Пьерка, хвалю!

Ксана уничтожающе поглядела на Ремку. Сеня показал ему из-под сиденья кулак. Сидевший впереди Сурен обернулся и постучал себя по лбу.

Пьер покраснел, припал щекой и виском к стеклу и молчал потом всю дорогу.

На обратном пути проезжали через райцентр. Автобусы, на которых ехали школьники, остановились на небольшой центральной площади, чтобы заправиться у колонки бензином. Ребята вышли поразмяться. А Ксана сошла здесь, потому что сговорилась встретиться тут с бабушкой. Председательница должна была приехать в этот день на своей «Победе»-козлике по всяким делам в райцентр.

Ремка Штыб, Пьер и Сеня не спеша прогуливались по тротуару, от нечего делать заглядывая в витрины магазинов. И вдруг все трое они стали как вкопанные. За витриной комиссионного магазина, за решеткой, опущенной на обед, они увидели знакомую всем троим, не раз виденную на столе у деда Артема оливиновую вазу с серебряным атлетом.