Лев Кассиль - Чаша гладиатора (с иллюстрациями)

- Нет, паргдон! - возбужденно пояснил Пьер. - Это будет у меня мое. Лично. Это, как сказать, свое дело.

- Так. Свое дело. Ну, а свое призвание, думка какая-нибудь на жизнь у тебя есть? К чему у тебя склонность имеется? Как ты думаешь, что ты в жизни делать должен? Ведь не только угощать да катать товарищей с музыкой. Цель жизни у тебя есть?

- Какая цель жизни? - переспросил Пьер, кашлянул, как будто проглотил что-то, и вдруг громко, заученно, бесцветным голосом отрапортовал: - Цель женщины - рожать солдат, а мужчины - убивать их, воюя.

И тогда она вдруг встала, крепко схватила его маленькой, но цепкой рукой за ухо и стала таскать Пьера из стороны в сторону.

- Где же, где же ты пакости такой набрался, а?

- Лессе муа!.. Оставьте!.. Больно же! Ну пустите! - Пьер обеими руками уперся в локоть Галины Петровны, но та не выпустила его уха.

- Больно? - проговорила она, мотая его голову. - А я и хотела, чтобы больно. Чтобы запомнил. Чтобы, как услышал такую где брехню подлую или сам так подумал, ухо у тебя сразу зачесалось. - Она отпустила Пьера и оттолкнула его. Он стоял весь красный, не зная, что ему делать: бежать, оставаться, наговорить что-нибудь этой маленькой, старой, злой женщине.

- Вот иди и скажи деду, что я тебе уши нарвала за глупые твои слова.

Но Пьер не уходил. Он стоял и кусал губы. И все краснел и краснел.

- А пишете сами везде, что у вас нет физических наказаний..- пробормотал он. - Значит, только так? Пргопа-ганда?..

Он покраснел еще пуще. Казалось, что кровь сейчас брызнет у него. Но брызнули слезы.

- Ты что это? - всполошилась смущенная Галина Петровна. - Больно я тебе сделала? (Пьер замотал головой.) Обиделся?.. Ну ты меня извини. Я ведь к тебе хотела с лаской, а не с таской. Позасоряли тебе, дурню, мозги. Мальчик ты еще молодой, складненький, а городишь шут знает чего. Ты разве фашист? Ты мне скажи - фашист? Нет ведь! Ты же ведь наш, русский. А теперь наш, советский. Что же ты, как тот попка, поганые чужие слова повторяешь? От плохих людей ты их набрался. Это все люди конченые. Им рано или поздно крышка. У тебя у самого они, вон те, у которых цель жизни - убивать, отца с матерью сгубили. У меня сыночка отняли, да какого!.. Ой, Пьерушка… Дай-ка я тебя уж попросту Петькой звать буду? Ах ты, Петька-петушок, золотой гребешок! Не масляна твоя головушка бедовая, а несмышлена. Задурили тебе ее. Не слушай ты лис поганых. Унесли они тебя уже раз за темные леса, за высокие горы… Ну и будет! - Она вдруг сильной, уверенной рукой подтянула к себе Пьера. - Что же это у тебя тут пуговка на честном слове мотается? Такой кавалер, а тут неуправка. Дай-ка я ее живенько на место поставлю. - Ловким движением она сняла со стены, где висела бархатная туфелька, иглу с ниткой. - Ну, стой смирненько, а то уколю.

Мигом пришила, откусила нитку.

- Ну вот, теперь полный порядок. - Она поспешно отдернула руку, пряча ее за спину. - Нет, уж ты только руку мне не лижи. Это у нас не заведено. Дай-ка я тебя лучше так. - И, взяв его за виски, поцеловала в лоб. - Деду кланяйся. Дед твой тоже глупостей понаделал на весь белый свет. Да под старость, видно, за ум взялся. А уж мы его тут не оставим без внимания. Не сомневайся. Скоро вам квартирку хорошую дадим, в новом доме выделим, на Первомайской, где сейчас строится.

Поздно вечером, когда вернулся со строительства Богдан, бабушка, садясь с ним за ужин, приготовленный Натальей Жозефовной, вспомнила:

- Ксанка-то наша, замечаешь?.. Как этот Петушок из Парижа-то прилетел, неровно дышит, а? Был он у меня сегодня. Ох, ералаш у него еще в головенке. Я его тут за уши оттаскала.

- Ты что, в уме?

- Я-то в здравом уме и твердой памяти. А вот теперь пусть и он запомнит. А Ксанка-то, Ксанка, а?

Богдан, отодвигая допитый стакан, с добродушным лукавством посмотрел на жену:

- Да уж признавайся, старая… И у тебя, я приметил, душа зашлась, как чемпион чемпионов явился.

- Да ну тебя, Богдан! - возмутилась Галина Петровна. - Оставь! Я же серьезно говорю.

- А я что, шутки шучу? Что внук приемный, что дед пришлый, вижу - вам обеим с Ксанкой покою не дают.

- Вот дурень-то старый, вот чумовой! Честное слово! Видали вы его, граждане? Это ты куда же мыслями подался? У-у, чертушка, хуже, чем молодой был!

Она всей ладонью уперлась ему в лоб и сильно толкнула. Но он удержал ее ладонь обеими руками, прижал к своему лбу, потянул медленно вниз, пока ее рука не пришлась ему к губам, и остановил ее тут, тесно сведя косматые брови, плотно сомкнув веки.

- Сколько годов, а ты все у меня такой же, как был. Ой, Богдане, казачина скаженный, не сточило тебя ничем!..