Майн Рид - Жена-девочка

Сказав все это, Граф быстрым шагом направился назад, к своей лошади, все еще оседланной, капитан последовал его примеру. Но прежде чем они успели взобраться на коней, возникла сцена, которая заставила их остановиться рядом с лошадьми, держа поводья в руках.

Офицеры-гусары, некоторые из которых были более высокого ранга, генералы и полковники, услышали слова Розенвельда. Друг Графа передал им содержание его речи.

Достаточно им было уловить лишь краткую суть его слов, чтобы решиться на более смелые действия. Эти слова были подобны нагретому докрасна пеплу внутри бочки с порохом, и почти мгновенно произошел взрыв.

— Георгий должен отдать приказ! — закричали они все разом, — или мы выступим без этого. Что скажете, товарищи?

— Мы все согласны! — отреагировал хор голосов; говорившие брали в руки оружие и направлялись к палатке главнокомандующего.

— Послушайте! — сказал их лидер, старый генерал с металлически-серыми усами и бакенбардами, протянувшимися до ушей. — Слышите этот гул? Это пушки Рюдигера. Мне слишком хорошо знаком их проклятый язык. У Сандора было мало боеприпасов, а теперь они совсем закончились. Он вынужден будет отступить.

— Мы остановим его отступление! — воскликнула одновременно дюжина бойцов. — Разрешите нам потребовать приказ, чтобы выступить! Вперед, к его палатке, товарищи! К его палатке!

Невозможно было ошибиться, к какой палатке следует идти, и офицеры-гусары, продолжая кричать, устремились к шатру, другие же группы — за ними, и вскоре все они плотно обступили палатку главнокомандующего.

Несколько офицеров вошли внутрь, им удалось проникнуть туда благодаря громким словам и уговорам.

Но вот они вышли, и с ними вышел Георгий. Он выглядел бледным и наполовину испуганным, хотя, возможно, это был не просто страх, а сознание своей вины.

Но у него сохранилось достаточно присутствия духа, чтобы скрыть это.

— Товарищи! — сказал он, обращаясь к собравшимся. — Дети мои! Я надеюсь, что вы можете положиться на меня. Не я ли рисковал своей жизнью ради нашего общего дела — ради нашей любимой Венгрии? Я говорю вам, что нам нет никакого резона сейчас выступать. Это будет безумием и окончится плачевно. Мы здесь находимся в выгодном положении. Мы должны укреплять и защищать нашу позицию. Поверьте мне, это наше единственное спасение.

Его речь, столь убедительная и искренняя, произвела впечатление на мятежников. Кто мог сомневаться в этом человеке, хотя он и скомпрометировал себя в австрийском деле?

Но старый офицер, который привел их сюда, не остановился на этом.

— Ну что ж, тогда! — крикнул он, чувствуя, что они готовы сдаться, — тогда я буду защищать это вот так!

С этими словами он выдернул саблю из ножен и, схватив за рукоятку и лезвие, резким движением сломал ее о колено, а обломки бросил на землю!

Это был друг Розенвельда.

Его примеру последовали и другие, сопровождая это проклятиями и слезами. Да, сильные мужчины, старые солдаты, герои в этот день, в Вилагосе, плакали.

Граф снова поставил ногу на стремя, но тут раздался крик из-за пределов лагеря, который снова заставил Розенвельда остановиться. Все напрягли слух, стараясь услышать, кто кричал и почему. Кричал не наблюдатель, крик раздавался извне.

Вдали показались бегущие люди. Они бежали беспорядочно, группами, рассеявшись в длину на большое расстояние, их флаги волочились по земле. Это были остатки корпуса, героически защищавшего Темесвар. Их доблестный командир был с ними, в арьергарде, все еще сражаясь буквально за каждый метр и преследуемый кавалерией Рюдигера!

Старый солдат не успел еще пожалеть о том, что так поздно сломал свой меч, когда головной отряд переместился на улицы Вилагоса, и вскоре после этого туда вошла и последняя группа отступающих.

Это была заключительная сцена борьбы за Венгерскую независимость!

Впрочем, нет! Мы ведем хронику этих событий недостаточно последовательно. Была еще одна сцена — совсем другая, которая вошла в историю, и которая, несмотря на длительное время, прошедшее после этого события, вспоминается с грустью и болью.

Я не задавался целью написать хронологию Венгерской войны — героической борьбы венгров за независимость; их доблесть и преданность идеям Свободы не шло ни в какое сравнение с другими подобными войнами. Иначе мне пришлось бы детально описывать все уловки и отговорки, к которым прибегал предатель Георгий, чтобы обмануть предаваемых им героев и обеспечить свою безопасность, — предоставляю сделать это их бесчестным врагам. Я хочу только упомянуть о страшном утре дня шестого октября, когда тринадцать офицеров — руководителей этой борьбы, каждый из которых имел на своем счету немало побед на поле боя, были повешены, как обычные разбойники или убийцы!