Майн Рид - Жена-девочка

— После чего, папа?

— После того, как ты рассталась с ним там, под деревом?

— Нет, папа, я не говорила с ним.

— Но ты ведь написала ему?

Щёки Бланш Вернон, побледневшие от рыданий, внезапно вновь обрели ярко-пунцовую окраску. Это особенно контрастировало с её синими глазами, все еще блестевшими от слёз.

Раньше это было несогласие и обида за любимого. Теперь это была краска стыда. То, что слышал её отец под деодаром, хоть и было грехом, но в нем была повинна не она одна. Она всего лишь действовала по велению своего невинного сердца, увлеченного самой благородной из природных страстей.

То, что она сделала и что открылось теперь, — было действие, которое она совершила осознанно. Она сознавала свою вину, заключавшуюся в непослушании, как человек, виновный в преступлении. Она не пыталась отрицать это. Она лишь медлила с ответом, потому что вопрос застал ее врасплох.

— Ты написала ему записку? — сказал отец, слегка изменив форму вопроса.

— Да, написала.

— Я не буду выпытывать, что именно ты ему написала. Зная твою искренность, моя доченька, я уверен, что ты бы мне рассказала. Я только прошу, чтобы ты обещала мне не писать ему больше.

— О, папа!

— Обещай мне, что ты больше не будешь ни писать ему, ни видеться с ним.

— О, папа!

— Я настаиваю на этом. Но не властью, которую я имею над тобой. Я не верю в силу авторитета родительской власти. Я прошу этого для твоей же пользы. Я прошу этого у тебя на коленях, как твой отец, как твой самый дорогой человек. Очень хорошо, моя девочка, сделай это, я знаю твой благородный характер и уверен, что если ты дашь мне слово, ты сдержишь его. Обещай мне, что ты не будешь больше ни писать ему, ни видеться с ним!

И снова девочка судорожно зарыдала. Её отец — её гордый отец — у неё на коленях просит об одолжении! Неудивительно, что она снова заплакала.

А с другой стороны — мысль о том, что одним-единственным словом она оборвет связь с человеком, которого она любила, — человеком, который спас ей жизнь, и сделает после этого себя навеки несчастной!

Неудивительно, что она колебалась. Неудивительно, что какое-то время её сердце разрывалось между дочерней привязанностью и любовью — между родителем и любимым!

— Дорогое, дорогое моё дитя! — продолжал уговаривать ее отец умоляющим, нежным голосом. — Обещай мне, что ты никогда не будешь знаться с ним — по крайней мере, без моего разрешения.

Повлияла ли эта мольба на её решение? Или та робкая надежда, тот лучик света, который был обещан ей последними словами?

Так это или нет, но она дала обещание, и её сердце разрывалось на части.

Дружба между Кошутом и капитаном Майнардом не была сиюминутной. Она возникла не благодаря случайному знакомству, а исключительно обстоятельствам, вызвавшим взаимное уважение и восхищение.

В Майнарде прославленный венгр видел человека, подобного себе — сердце и душу, преданные идеалам свободы.

Правда, он пока мало что успел сделать для них. Но это никак не принижало его помыслов, возвышенных и бесстрашных. Кошут знал, что Майнард готов будет в трудную минуту пожать ему руку и поднять меч в его защиту. Опоздав и не попав на поле битвы, Майнард защитил своего друга пером, в самую тяжелую минуту его изгнания, когда прочие стояли в стороне.

В Кошуте Майнард признавал одного из выдающихся людей в мире — великого в делах и помыслах, воистину посланного человечеству свыше, — словом, человека великого.

Что касается характера Кошута, то можно было воочию убедиться в неверности известной пословицы: «Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь». Как и большинство пословиц, она относится к обычным людям и вещам. Совсем не так с действительно великими людьми.

Для своего собственного камердинера Кошут был героем. И намного большим он был в глазах его друга.

Чем больше Майнард сближался с ним, чем более близкими становились их отношения, тем больше Майнард восхищался им.

Он не только восхищался Кошутом, он любил его крепкой дружеской любовью и готов был отдать за него жизнь.

Кошут однако не был таким человеком, чтобы требовать этого.

Майнард был свидетелем, какие муки тот испытывал в изгнании, и сочувствовал ему как сын и брат. Майнард возмущался тем подлым приемом, который ему оказывали люди, хваставшиеся своим гостеприимством!

Его негодование достигло предела, когда в один из дней Кошут, находясь в своем кабинете, показал на дом напротив и сказал Майнарду, что в этом доме обитают шпионы.