Внезапно он сделал остановку, как только достиг места, где деревья словно расступились, образуя поляну. Эта поляна как бы являлась расширением проходящей наискосок тропы, параллельно которой он двигался. Казалось, он был удивлен этому; он быстро посмотрел направо, как бы желая удостовериться, что идет в правильном направлении.
— Да, — пробормотал он, видимо, удовлетворенный чем-то. — Справа передо мной это место — ручей и хижина. Я не мог ошибиться. Эти старые деревья я запомнил хорошо — каждое из них. Но теперь здесь поляна, возможно, плантация, и старая лачуга должна быть где-то рядом.
Прервав свои размышления, он продолжил идти вперед, хотя и с большими предосторожностями в связи с тем, что приближался к открытой местности. Он продвигался осторожно, крадучись, словно вел охоту на стадо оленей.
Вскоре он добрался до границы поляны, хотя все еще находился под защитой густого дикого леса. Только ручей отделял его теперь от открытого места.
На противоположной стороне, приблизительно в двадцати ярдах от берега, его взору открылся добротно построенный дом с просторной верандой, окруженный возделанными полями. В задней части дома виднелись надворные постройки, с навесами и закромами с зерном; в передней же части — огороженный сад, наполовину фруктовый, наполовину огород, простиравшийся вплоть до ручья, который и определял границу сада.
Остановившись напротив ограды, незнакомец стал внимательно рассматривать открывшийся его взору дом.
— Я так и знал, — пробормотал он, разговаривая сам с собой, — все, все изменилось! Хижина исчезла, нет больше этих деревьев. Джерри Рука здесь также больше нет, возможно, он умер, и новый хозяин поселился на этом месте. И она здесь больше не живет, она выросла, и… и…
Тяжелый вздох прервал его слова, не позволив произнести некую мысль, очень для него болезненную, которая темной тенью легла на лицо говорившего.
— О! Несчастная моя доля! Каким я был глупцом, что ушел и оставил ее. Глупец, я послушался советов ее злого отца! Когда я узнал, что он сотворил, я должен был вернуться, если не для любви, то для мести. И вот, еще не поздно отомстить, но для любви — о, Боже! Девушка, которую я любил эти долгие годы, — вернуться и найти ее… возможно, в объятиях другого… О, Боже!
В течение некоторого времени молодой человек стоял с опечаленным лицом, его сильное тело вздрагивало от этих болезненных переживаний.
— Наверное, мне стоит пойти туда и спросить, — продолжал он размышлять, несколько успокоившись. — Люди могут, несомненно, рассказать мне, жив ли ее отец и что стало с ней, живет ли она где-то по соседству. Нет, нет я не буду их расспрашивать. Я боюсь ответа, который от них получу…
— Но почему бы и нет? Я мог бы узнать правду, какой бы горькой она не была. Рано или поздно я все узнаю. Так почему ж не сразу?
— Можно не опасаться, что меня узнают. Даже она не узнала бы меня, и тем более окрестные жители, которые считают меня нездешним. Все изменилось в штате: там, где были деревья, сейчас возделанные поля. Интересно, кто здесь живет? Кто-нибудь должен выйти из дома, ведь сейчас день. Если я подожду, то смогу увидеть кого-нибудь из них.
В течение всего этого времени молодой человек стоял, скрываясь в чаще дикого леса. Он только повернулся таким образом, чтобы невозможно было увидеть его лицо с противоположного берега ручья, сам же он внимательно следил за входом в дом.
Ему не пришлось долго ждать. Из входной двери, которая оставалась открытой, показалась фигура, при одном виде которой кровь закипела у него в жилах и сердце учащенно забилось в груди.
Причиной, вызвавшей такой эффект, была молодая девушка, или как ее называют в светском обществе, леди, в светлом летнем платье, в белом платке, легко наброшенном на ее голову и лишь частично прикрывавшем толстую копну ее волос, поддерживаемых гребенкой из панциря черепахи.
Стоя на пороге дома в дверном проеме, она на темном его фоне выглядела словно живой портрет в рамке.
Она изменилась с тех пор, как он в последний раз видел ее. Тогда она была совсем юной девчонкой в грубом, медно-купоросного цвета платье из домотканой материи, с непокрытой головой, без чулок и обуви — и он, стоящий среди деревьев, мог не признать ее, встретив где-то в другом месте. Но здесь, на поляне, там, где была раньше старая хижина, под крышей которой он жил и любил, любил ее, — здесь он узнал ее с первого взгляда! Он не сомневался, что яркий образ, возникший перед его взором, — живая, любимая им Лина Рук, прекрасная как никогда!
Читать дальше