Томас Рид - Сон в руку

Гаспардо сказал мне об этом без обиняков.

Радости здесь было мало, но я мог по крайней мере осмотреть хоть гнезда этих любопытных птиц и таким образом прибавить страничку к своим знаниям о пернатых. Придется этим и довольствоваться в случае неудачи.

Мы ехали с Гаспардо умеренной рысью. И вдруг увидели какого-то человека, который ехал в том же направлении, что и мы.

Я было погнался за ним, но он быстро повернул на боковую тропку и скрылся за деревьями. Мы однако успели рассмотреть, что он был одет в бархатную вышитую куртку и бархатные панталоны; то и другое было очень поношено. Вокруг талии у него был обмотан красный шелковый шарф, концы которого свешивались направо. Сбоку у незнакомца висел длинный кинжал, ножны которого щелкали, ударяясь о шпоры, блестевшие в широких мексиканских стременах. За спиной у незнакомца болталось на перевязи короткое ружье, а в руках он держал что-то похожее на футляр для гитары.

Все это я едва успел охватить одним взглядом; черты лица незнакомца, впрочем, тоже заметил, но очень смутно, как раз в ту минуту, когда он оглянулся через плечо, перед тем, как свернуть в сторону. Лицо его, насколько я запомнил, не могло ни на кого произвести приятного впечатления: оно было мрачно и злобно; глаза с угрозой сверкали из-под широкополой нахлобученной шляпы.

– Что это за человек, Гаспардо? – спросил я.

– Простой goajiro (гитарист), сеньор,– ответил охотник.

– Гоахиро? Что же он здесь делает?

– Что обыкновенно делают гоахиро? Днем пьют, ночью играют и поют. У него нет ничего, кроме одежды, в которую он одет, и клячи, на которой он едет. Да и клячу-то с седлом он скорее всего украл у кого-нибудь. По крайней мере за Рафаэля Карраско я могу в этом поручиться.

– Так его зовут Рафаэль Карраско?

– Точно так, сеньор. В окрестностях Батабано это первый смутьян и жулик. Себя он зовет дон Рафаэль, но ему больше пристало бы имя дон Дьявол. Раньше он завел привычку приезжать к нам на плантацию, но хозяин ему запретил.

– Почему? Разве Рафаэль сделал ему что-нибудь скверное?

– Я с удовольствием отвечу вам, сеньор, если вы дадите мне слово никому не рассказывать о том, что вы от меня услышите.

– Будь спокоен, Гаспардо. Я умею молчать.

– Карраско осмелился поднять глаза на прекрасную сеньориту Хуаниту.

– Не может быть!

Понятно, я заинтересовался этим негодяем.

– Но как же это узнали? Гаспардо, расскажите, пожалуйста, мне эту историю.

– Хорошо, сеньор. Это было в какой-то праздник. Рафаэля попросили спеть песню. Надо вам сказать, что он хоть и жулик, а поет и играет на гитаре превосходно. Многие гитаристы сочиняют у нас песни сами, не отстает от них и Рафаэль. И вот он вздумал спеть песню, которую сложил в честь нашей сеньориты; в этой песне очень вольно описывались ее прелести. Дон Мариано разгневался и строго запретил Рафаэлю показываться на плантации.

– А сеньорита тоже рассердилась? – спросил я, делая неимоверное усилие, чтобы скрыть свое волнение.

– Не знаю, как вам и сказать, кабальеро. Ведь женщины кто их разберет? – такие странные создания... Им приятно, когда воспевают их красоту, да еще в стихах. Поверьте, что самая лучшая, самая скромная из них готова с удовольствием выслушивать похвалу своим прелестям. Взять вот хотя бы донну Эвсебию Хомес, дочь одного из самых крупных здешних землевладельцев. Она влюбилась в гоахиро, убежала с ним и вышла за него замуж. А почему? Только потому, что он пел ей песни про ее глазки и прочее. О, все женщины без различия очень тщеславны, как бедные, так и богатые!

Признаюсь, суровый отзыв Гаспардо о женщинах произвел на меня очень неприятное впечатление и навел на такие размышления, которые до сих пор не приходили мне в голову. Теперь уже нечто большее, чем просто любопытство, побудило меня продолжить расспросы.

– Когда же это случилось?

– В праздник, сеньор, я же вам сказал. У нас всякий год бывает праздник после уборки полей. В ознаменование этого радостного события нам позволяют собираться для застолья и танцев. Всем можно приходить на такие праздники. В этом году праздник совпал с отъездом дона Мариано в то путешествие, из которого он вернулся вместе с вами. И чтобы ничего не случилось, пока он ездил, молодая девушка жила у тетки в Гаване.

– Значит, можно предположить, что сеньор Карраско за это время отрезвился и забыл о своих смехотворных притязаниях?

– А кто же его знает? Во всяком случае у него не может быть никаких надежд. Жалкому голодранцу, каким он и является, нельзя же думать всерьез о такой знатной барышне, как донна Хуанита Агвера. Это все равно, как если бы я вообразил, что меня могут сделать первым алькальдом города Батабано. Что же касается теперешних мыслей Рафаэля Карраско, то разве можно поручиться за подобного человека? Я его считаю способным на все, на все что угодно. Он водится с самыми последними негодяями в здешних местах, со всеми ворами и контрабандистами. Только на прошлой неделе его видели вместе с Крокодилом.