Винокуров получил известие из Оханска: в тифу лежала и его жена Катя. Но выехать к ней он не мог.
Детприемник превратился в огромный лазарет, и нужно было срочно принимать меры. Была создана бригада во главе с врачом, подобраны сиделки и сестры.
Наконец эпидемия стала затихать.
В один из дней, когда Винокуров зашел в детприемник, он увидел истощенных, все еще слабых детей. Они сидели в столовой за длинным столом. Стриженые, непривычно тихие.
— Что на обед? — спросил Винокуров воспитательницу Желтышеву, которая тоже была худа, острижена, в платочке.
— Меню выше нормы. Суп с мясом, пшенная каша, чай с сахаром.
Для того чтобы дети получали этот суп с мясом, чекисты устраивали субботники, концерты, лотереи, «неделю помощи ребенку». По предложению Дзержинского были выпущены две специальные почтовые марки, средства от продажи которых пошли на покупку продуктов детям.
— Ничего, — глядя на ребят, сказал Винокуров. — Победим и голод, и тиф.
В трехмесячный отпуск он так и не ушел. Написал новое заявление: «Прошу дать отпуск на два дня в связи с семейным положением». И поехал к жене. Она родила сына Вовку.
Сколько бы лет ни минуло, а Ксения Васильевна Двоеглазова будет помнить свою трудовую коммуну имени III Интернационала. Тогда она была просто девочкой Ксюшей. Но уже знала, что такое война, голод, смерть родных. Как и многие коммунарки, она впоследствии стала учительницей.
Был когда-то беспризорником Петр Метусало — ныне мастер производственного обучения; Михаил Бессонов — полковник в отставке, закончил войну в Вене; Николай Фофанов — художник, Степан Шадрин — зоотехник... Да разве всех перечислишь!
Они, дети голодных двадцатых годов, вспоминают сейчас не о скудном пайке в детском доме, а о пафосе тех лет. Первые пионерские отряды, комсомольские ячейки, горячие споры, энтузиазм. Они приобщались к новой жизни.
И ныне, уже став пожилыми, они с благодарностью говорят о людях, которые не щадили ради них своих сил, своего сердца. И в первую очередь это относится к чекистам.
Имена многих из них остались неизвестными. Ведь чаще всего они делали черновую и на первый взгляд неблагодарную работу. Снимали беспризорников с поездов, пароходов, приводили в детприемники. Подыскивали помещения для детских домов. Не пустые, конечно. Приходилось выселять в прошлом состоятельных людей. Закрывали монастыри. Вместо монашек кельи занимали шумные беспризорники. Помогали в проведении в детских учреждениях ремонта, в снабжении топливом, продовольствием, проводили обследования, боролись со злоупотреблениями, подбирали кадры. Приказ Дзержинского гласил: работать не параллельно, а сообща с другими организациями.
Паша Ощепков так никогда и не узнал имени чекиста, который с пристани привел его в Оханский детприемник. Он остался в его памяти просто матросом.
Но именно с того дня жизнь его круто изменилась. Он был направлен в Шалашинскую школу-коммуну имени III Интернационала.
Находилась школа-коммуна недалеко от Оханска, в деревне Шалаши и занимала несколько зданий бывшей сельхозфермы. В школе имелось свое хозяйство: две лошади, шесть коров, свиноферма и восемнадцать десятин земли. Коммунары сами вели свое хозяйство: сеяли рожь, ячмень, овес, выращивали овощи.
Когда Пашу привели в школу, как раз ребята возили с полей капусту. Он смотрел на них недоверчиво.
— У вас что — все работают? — спросил он директора школы.
— А как же иначе? Кто не работает, тот не ест.
Директора звали Александр Васильевич Сукрушев. Истинный педагог, добрый человек, он свято верил в детей, какими бы трудными, неприступными их ни приводили в коммуну.
Новеньких разместили в деревянном одноэтажном доме. Разгородили: в одной половине мальчики, в другой — девочки.
— Кто из вас умеет читать? — спросил Александр Васильевич.
Поднялось только несколько рук. Паша не умел ни читать, ни писать.
— Сколько тебе лет, Паша?
— Двенадцать.
— Пойдешь в первый класс.
Пашу посадили за одну парту с Ксюшей Двоеглазовой. И он начал учить буквы, складывать их в слова, слова — в предложения. День за днем он открывал неведомый для него мир книги. И это оказалось самым увлекательным делом на свете. Ему хотелось прочитать сразу все книги. За одну зиму он прошел программу двух лет.
Однажды на урок пришел человек с наганом на поясе, в шинели, бритоголовый. Посмотрел тетради, исписанные вместо чернил свекольным соком, сел на заднюю парту.
Читать дальше