Алистер Маклин - 48 часов

— Я знал, что он это заметит! — рявкнул Лаворски, поворачиваясь к Имри. — Вспомните, я тогда возражал. Что еще, Калверт?

— Дональд Макишерн с Эйлен Орана. Это его надо было похитить, а не его жену. Затем Сьюзен Кирксайд. Вы не должны были разрешать ей бродить по околице с кругами под глазами. Вы когда-нибудь видели молодую, брызжущую здоровьем девушку с такими кругами? Наконец, след, оставленный хвостом самолета на краю пропасти в том месте, где вы сбросили в воду самолет старшего сына лорда Кирксайда. Вам следовало каким-нибудь способом уничтожить этот след. Он был виден с борта вертолета.

— Это все?

Я кивнул головой, Лаворски посмотрел на Имри.

— Думаю, ему можно верить, — подтвердил капитан Имри. — Никто из наших не мог проболтаться. Впрочем, именно в этом мы и хотели убедиться… Что ж, начнем.

«Быстрота, четкость, результативность — прекрасная команда», — подумал я.

— Еще два вопроса. Перед смертью я хотел бы узнать две вещи. Я уверен, что, как профессионалы, вы поймете меня.

— Ладно. Даю вам две минуты. Мы спешим.

— Где сэр Энтони Скаурас? Собственно, он должен быть здесь.

— Он действительно здесь. В замке, вместе с лордом Кирксайдом и лордом Чарнли. «Шангри-Ла» стоит на якоре в западной гавани.

— Благодарю. Второй вопрос. Согласны ли вы, мистер Лаворски, что это вы вместе с Доллманом придумали всю эту махинацию и заставили лорда Чарнли выдать тайны компании Ллойда? Подтвердите ли вы, что это Доллман выбрал капитана Имри для подбора команды? И что именно вы отвечаете за похищение и затопление судов, откуда потом и доставали ценный груз? А также, что одновременно вы ответственны, непосредственно и косвенно, за гибель наших людей?

— Сейчас уже слишком поздно отрицать факты, — смеясь, отвечал Лаворски. — Неплохо мы это все провернули, а, Джон?

— Очень хорошо, но мы зря тратим время, — с яростью рявкнул Доллман.

Я повернулся к Шарлотте, по-прежнему целящейся в меня из револьвера.

— Мне предстоит умереть, — сказал я ей. — Поскольку это произойдет по вашей вине, я бы хотел, чтобы вы довели свое дело до конца.

Я взял ее за руку и потянул к себе, так что оружие уперлось мне в грудь, и опустил руки.

— Поспеши, — сказал я ей.

Наступила такая тишина, что стал слышен приглушенный звук нашего мотора. Все глаза были направлены на меня, я. был уверен в этом, хотя стоял ко всём спиной. Впрочем, именно с этой целью я и решился на столь драматический жест.

Дядюшка Артур сделал шаг вперед от правой двери рубки.

— Вы с ума сошли, Калверт?! Она убьет вас! Она же с ними…

Темные глаза актрисы застыли — иначе это нельзя было назвать. Это были глаза женщины, которая чувствует, что земля уходит у нее из-под ног. Палец ее оторвался от курка, ладонь разжалась, и револьвер упал на палубу со стуком, который многократно отозвался эхом в ангаре и окружающих его галереях. Я взял Шарлотту за руку.

— Мне кажется, — сказал я, — что миссис Скаурас оказалась не на высоте. Придется подобрать кого-нибудь другого для столь ответственного задания…

Крик боли заглушил мои слова в тот момент, когда Шарлотта ударилась о высокий порог рубки, в которую я, действительно, может, слишком грубо, бросил ее. Но в этот момент я не мог рисковать. Бывший начеку Хатчинсон подхватил ее и вместе с ней исчез из поля зрения. В следующую же секунду я бросился за ними в открытую дверь рубки со скоростью профессионального игрока в регби, когда он чувствует, что двенадцать пар рук хватают его в двух метрах от ворот. И все-таки я был побежден дядюшкой Артуром, проявившим исключительный инстинкт самосохранения…

— Не стрелять! — голос гремел в пещере, отражаясь от стен. — Не стрелять, иначе вы все погибнете! Автоматы направлены на каждого из вас. Повторяю: одна пуля, и все погибнут! Медленно повернитесь и посмотрите.

Я поднялся на колени и глянул из окна рубки, а потом встал и вышел на палубу. Я наклонился поднять с палубы мой автомат, и это было самое смешное и бесполезное движение, какое я только в жизни сделал. Потому что если чего-то и было в избытке в ангаре, то это наверняка автоматов. Их было двенадцать. Двенадцать автоматов в двенадцати парах рук, самых сильных и самых решительных рук, какие только можно было себе вообразить. Рук коммандос. Двенадцать великолепных парней стояли полукругом в глубине ангара, мощные, спокойные, решительные, в шерстяных беретах, в маскировочных серо-черных комбинезонах, в резиновых сапогах… Их руки и лица были цвета угля, а глаза белели на черном фоне, как в плохом спектакле из негритянской жизни в исполнении белых людей.