Артур Гафуров - Глубинка

Но шли годы, у Гены с Лидой появлялись новые дети, и становилось все более очевидным, что это не божий дар, а проклятие. Разве могло у них появиться здоровое потомство? Конечно, нет. Я беседовал с ними, просил не брать греха на душу. Но они не слушали. Особенно много проблем было с близнецами: эти двое росли маленькими уголовниками, остальные дети откровенно боялись их, да и многие взрослые тоже. Скоро до меня дошли слухи, что Андрей и Петр стали сбегать из усадьбы и поджигать дома в деревнях. Сначала я надеялся, что обойдутся без моего вмешательства, но потом появились первые жертвы. Я приехал разбираться и пришел в ужас, когда добился от них признания. Не каждый криминальный авторитет может похвастаться таким списком, какой имелся у двух четырнадцатилетних мальчиков. Кроме того, их злодеяния покрывал собственный отец! Я вспылил и заявил Гене, что больше не желаю знать его, и отныне прекращаю их содержать.

К несчастью, про проделки близнецов стало известно Лиде. А затем умер младший сын… Все это подкосило ее: она слегла и больше не поднималась. Через месяц Лиды не стало. С ее смертью в усадьбе наступил полный разлад. Мой сын пошел по наклонной. Я продолжал потихоньку перечислять средства на его счет — не мог же я бросить внуков! — но теперь требовал подробного отчета о расходах. Таким образом, ему стало катастрофически не хватать денег, которые раньше он тратил не считая. Началась экономия на всем подряд, вплоть до охраны и ремонта. А затем Гена использовал свои старые связи, в том числе уже знакомого тебе Лопарева, чтобы превратить усадьбу в перевалочную базу контрабандистов, используя ее выгодное положение рядом с Белоруссией. Эдакий маленький криминальный оазис: лесная местность, людей практически нет, под боком другая страна с открытой границей. Сначала переправляли всякий китайский ширпотреб, технику. Но вскоре этого оказалось мало, тогда был налажен канал посерьезней — наркотики. Такого поворота я стерпеть уже не мог и потребовал свернуть бизнес. Черт с тобой, сказал я тогда, хочешь денег — будут тебе деньги. Но знаете, что ответил мне сын? Он послал меня к черту и заявил, что если я влезу в их дело, он расскажет про меня и про всю нашу семью средствам массовой информации. Это был самый примитивный шантаж, но я был обезоружен и прижат к стенке.

Конечно, в усадьбе у меня был верный человек, который сообщал обо всем происходящем там. И вот примерно месяц назад мне доложили, что в деревеньке Зуево поселился подозрительный субъект, который, кажется, что-то вынюхивает. Одновременно до меня дошла информация, что в соседней Белоруссии также заинтересовались моим сыном. Вот Гена и доигрался, решил было я. Однако в дальнейшем выяснилось, что это не официальное следствие, а всего лишь двое энтузиастов, проводящих частное расследование. Наведя справки, я без особого труда вычислил, кто эти двое, и удивился — оказалось, это младшие братья Генкиных друзей детства!

По всему выходило, что Гена знает про ваши поиски, но, почему-то, не препятствует и не трогает вас. Раз так, решил я, то и мне не следует вмешиваться. Лишь позже я понял, как сильно он вас недооценил: когда мне сообщили, что вопрос решается на уровне министров внутренних дел двух государств, причем, втайне от меня, — было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Используя полученные сведения, ваш брат смог достучаться до высоких чинов в Минске и предоставить им неопровержимые доказательства существования базы контрабандистов и наркокурьеров. Все, что я успел — это примчаться сюда, чтобы узнать: мой сын застрелился, а в усадьбе уже хозяйничают силовики.

Вот так, Филипп Анатольевич, и закончилась эта долгая история, которая едва ли сделала хоть кого-нибудь счастливым. И, в некоторой степени, я даже благодарен вам. Вы положили конец безумию, которое уже двадцать лет гложет мою душу.

— Зачем вы рассказали мне все это? — спросил я. Мы уже подходили к Зуево, когда генерал закончил говорить.

— Чтобы вы знали, и чтобы у вас не осталось вопросов, — ответил Роман Германович. — Теперь, как вы можете догадаться, все кончено и для меня: моя роль в произошедшем непременно станет достоянием общественности. В тюрьму я, конечно же, не отправлюсь — возраст и заслуги выручат — но своего поста, безусловно, лишусь. Ну и бог с ним: уже послужил свое.

— А что будет с вашими внуками: с Элей и прочими?

— Я позабочусь о них, не переживайте. Они уже в безопасности. Конечно, близнецов придется отправить на лечение…