Лев не сразу решился заговорить со мной. Хотя с того момента, как рыдающая Женя выбежала из палаты, прошло уже минут пять, лицо моё так и не приняло сколько-нибудь близкий к естественному оттенок. Щеки горели, как после пощечины, на лбу выступила испарина. В голове колокольным звоном отдавались последние брошенные ей слова: обидные, уничижительные… И отчасти справедливые. Я чувствовал, как предательски задрожали губы.
— Мне тоже так кажется, — наконец выдавил из себя я. — Ее можно понять.
Прочие больные сочувственно закивали. Вопли девушки привлекли внимание всего крыла, даже дежурный врач зашел узнать, что произошло. Хотя, в последнее время в больнице привыкли к подобным сценам: не проходило и часа-двух, чтобы кто-нибудь не умер. Слишком много тяжело раненых, не всех успели переправить в Москву…
— Она сейчас всех готова винить в его смерти, — Еремицкий и в такой ситуации смог сохранить самообладание, хотя я прекрасно понимал, что он сами на грани: третьи сутки без сна, да еще с таким грузом на сердце. — Дать тебе глицинчику, может?
— Зачем? — не понял я, старательно унимая дрожь. — Всё в порядке.
— Ну, смотри. Тебя завтра уже выпишут, наверное.
— Хорошо.
— Она еще извинится. Вот увидишь. Пускай большинство людей любят мучиться жаждой куда больше, чем пить.
— Это не важно на самом деле, — в который раз я не понял, что он имеет в виду, но даже не стал переспрашивать.
— Можно? — в дверь постучали, и я к своей безмерной радости увидел Сонечку. — Филипп! Вот ты где!
— Если она не будет орать, я пойду, — Лев ужом проскочил мимо новой посетительницы и вышел в коридор.
— Почему это я должна орать? — удивилась девушка.
По палате пробежал нервозный смешок.
— Это он так шутит, — успокоил я. — Так рад тебя видеть! Где ты была? Мы искали тебя!
— Меня дружинники спасли, — проигнорировав стоявшую рядом табуретку, она села прямо на край кровати: молодая, улыбающаяся, цветущая. — Славка за мной пришел, представляешь? Под охраной меня в безопасное место отвели, спрятали. Ты волновался?
— Немного, — признался я.
Сонечка приложила ладонь к моему лбу.
— У тебя такой нездоровый вид… Как твое самочувствие? Я слышала, что произошло. Так Женечку жалко… Говорят, это он предупредил город об опасности?
— Так и есть, — ответил я.
— Хороший он был парень…
— Все так говорят… Теперь.
— Я вообще у Танюшки была, — она, казалось, не заметила моей иронии. — А их с Костиком, оказывается, в Москву перевели. Ты знал?
— Знал, — я хотел добавить, что сам лично и хлопотал насчет перевода, но сдержался. — С ними все будет хорошо.
— Я знаю, — Сонечка ободряюще улыбнулась и убрала руку с моего лба. — Расскажи мне, как ты тут?
— Я вот чего понять не могу, — заговорила Вера, не поворачивая головы. — Как так получилось, что коллекция, за которой так долго все охотились, в итоге оказалась никому не нужна? Где она сейчас вообще?
— Кажется, в Младове так и осталась, — равнодушным голосом ответил я: вопрос жены оборвал череду моих мыслей. — Выставлена в музее. Я думаю, ее время еще придет.
— Что значит, придет?
— Сейчас эта коллекция у всех ассоциируется только с горем и страданиями. Поэтому про нее мало пишет пресса, о ней не упоминают в новостях. Нужно время, чтобы притупилась боль, и младовчане смогли хотя бы попытаться оценить доставшееся им наследие.
— Ты полагаешь, — Вера недовольно заерзала: ей мои слова не понравились. — Это достойная цена за всё то, что они пережили?
— Другой цены им все равно никто не предложил.
— Даже видеть ее не хочу, — сидевшая на диване Яна раздраженно отшвырнула выпуск «Младовских вестей». — Если и вправду вся эта содомия произошла из-за коллекции, пусть ее лучше увезут из города навсегда!
— Содомия — это немножко другое, — машинально поправил я, оторвавшись от компьютера.
— Да знаю я, что такое содомия, — отмахнулась девочка. — Ты еще меня поучи. Когда твоя жена приедет?
— Должна послезавтра. Раньше ее не пустят в город.
— Долго еще…
— Хочешь познакомиться?
— Конечно. Высказать ей все, что я про тебя думаю.
— Едва ли она узнает что-то новое.
— Ну, все равно…
— Яночка, дочка, — в комнату вошла Елена, в руках ее дымилась чашка с горячим чаем. — Каким тоном ты разговариваешь со старшими?
— Нормальным тоном я с ним разговариваю, — Яна осторожно поправила загипсованную ногу, поморщилась от боли. — Он вообще мне про содомию собирался рассказывать! Это мне чай?
Читать дальше