Луи Буссенар - Монмартрская сирота

ва путника или, вернее, два беглеца — негр и молодая белая девушка — брели, едва передвигая ноги, по отвратительной дороге, с ухабами и рытвинами, усеянной Острым красным булыжником, причиняющим невыносимую боль ногам.

Он — седой старик, с короткой щетинистой бородой, искривленным от страданий ртом и зияющими ранами вместо глаз. Едва прикрытый изодранной в клочья одеждой, носящей следы недавней борьбы, сильно запыхавшийся, измученный долгой дорогой, идет он, пошатываясь и спотыкаясь о камни, раздирающие в кровь его голые ноги.

Она — удивительно красивая, совсем молоденькая, почти дитя — ведет старика за руку, пытаясь облегчить ему путь, но сама на каждом шагу спотыкается, стонет и, несмотря на сверхъестественные усилия сдержать себя, иногда горько жалуется на судьбу. Время от времени она оборачивается и тревожно оглядывает пустыню полными слез голубыми глазами, со страхом ожидая, что вот-вот нагрянут враги.

Вот стон снова срывается с ее губок — видны два ряда жемчужных зубов, созданных для счастливой улыбки.

— О, я изнемогаю… Жо… Мой добрый Жо… Я, кажется, сейчас умру…

Несчастный старик со вздохом остановился и мягким, певучим, голосом, свойственным лишь неграм, произнес:

— Не теряйте бодрости, мадемуазель Элиза. Золотые россыпи недалеко… Мы найдем белых, которые нам помогут!

Изможденная и задыхающаяся, девушка собралась с последними силами и попыталась продолжить путь. Пошатываясь, она сделала несколько торопливых шагов, но ноги у нее подкосились, и она тяжело опустилась на землю.

Ломая в отчаянии руки, она, обессиленная, прошептала:

— Бедный мой отец… Дорогая матушка… В руках этих разбойников… О, кто, кто их спасет!..

— Милосердный Бог не оставит их, — пытался успокоить ее негр.

Девушка лихорадочно отбросила свои тяжелые светлые, с золотистым отливом волосы, беспорядочно разметавшиеся во время бегства.

— Это невыносимо… невыносимо… Неужели надо мной висит проклятие, и я ничего не смогу сделать для их спасения!..

Несчастный старик, тронутый этим взрывом отчаяния своей молодой госпожи, энергия которой изумляла и приводила его в восторг, застыл, стоя в грязной рытвине и дрожа, как на морозе, под яркими и горячими лучами солнца. Не зная, чем и как утешить девушку, он и сам заплакал.

О ужас! Из его глаз покатились жгучие слезы, оставляя алый след на изуродованном лице.

Несчастный старик плакал кровавыми слезами.

Молодая девушка вздрогнула от ужаса при виде этого зрелища.

— Жо… мой бедный, дорогой Жо, — прошептала она. — Проклятое золото… Из-за него тебе выкололи глаза… Из-за него отец и мать попали в плен… и их теперь пытают… Бедный мой отец!.. Он опьянялся собственными словами, говоря: «Больше чем на сто миллионов… Я буду королем золота…»

— Господин говорил правду: так оно и есть.

— А ты… зачем ты не открыл бандитам, где сокровища?.. Мы не знали бы тогда этих несчастий.

— О, я не хотел, я не смел… О нет, никогда!.. — решительно возразил негр.

— А теперь… Мы обречены на смерть от голода, жажды, страха и усталости… Нас преследуют… Я это чувствую… Вот-вот нас догонят негодяи бандиты, гораздо более коварные и жестокие, чем индейцы… Они замучат нас самыми изощренными пытками.

— Мы уйдем… Мы найдем поле золотоискателей… Поле там, недалеко…

— Я едва держусь на ногах…

— Мадемуазель Элиза… Моя дорогая, маленькая Элиза, ваш старый Жозеф понесет вас… — предложил девушке готовый на любое самопожертвование старый негр, забыв и страшную усталость, и страдания, причиненные ему только что совершенной над ним ужасной операцией. — Будьте моими глазами, а я буду вашими ногами, — продолжал он. — Ведите меня… Указывайте мне сторону, где восходит солнце… там мы найдем белых… там мы найдем спасение…

Девушка с трудом поднялась на ноги и, достав платок, с нежностью и любовью вытерла лицо старика.

Затем она обвила руками его шею и, прикоснувшись губами к его впалой щеке, поцеловала бедного негра, сердце которого радостно забилось от этой ласки.

— Идем… — промолвила она. — Я немного отдохну, и мы пойдем рядом.

И вот, опираясь друг на друга, эти два существа, которые, казалось, олицетворяли собой страдание и несчастье во всем их ужасном, душу надрывающем виде, медленно двинулись вперед под знойными лучами солнца по направлению к зеленому холмику, видневшемуся на горизонте.