Генри Хаггард - Аэша

— Кто же из вас сильнее, ты или жрица?

— Я могу выставить шестьдесят тысяч воинов, у нее только ее жрецы да горцы-дикари. Я сильнее.

— Не все решает сила, — отвечал я. — Посещает ли жрица когда-нибудь Калун?

— Никогда. Между жрецами и моим народом заключен договор, по которому они не должны переступать реку. Точно также и ханы Калуна восходят на гору лишь для погребения своих близких, но безоружные и без войска.

— Кто же настоящий хозяин страны, хан Калуна или глава жрецов Гезея? — спросил я.

— В делах гражданских — хан Калуна, в вопросах совести — жрица Гезея, наш оракул и голос свыше.

— Ты жена хана, не так ли?

— Да, — покраснела она, — мой муж сумасшедший, и я его ненавижу.

— Я так и знал.

— Разве шаман Симбри сказал тебе? — внимательно взглянула она на меня. — Ты видел все. Лучше было бы, если бы я убила тебя! Что ты обо мне думаешь?

Я, откровенно говоря, не знал, что и думать. В то же время я опасался мести жены хана.

— Я всегда ненавидела мужчин. Мои уста чище горного снега. В Калуне меня называют «ледяным сердцем». А ты, может быть, думаешь, что я бесстыдное существо. — Она закрыла лицо руками и зарыдала. — Ты много знаешь, чужеземец, узнай же больше. Я сошла с ума, как хан. Это случилось тогда, когда я в первый раз увидела лицо твоего друга и вытащила его из реки. Тогда я…

— Полюбила его? — подсказал я. — Что же, это случается не только с безумными.

— О! Это не любовь, это что-то сильнее. Мною овладела какая-то роковая сила. Я вся его и только его. И, клянусь, он будет мой!

С этими словами жена хана вышла из комнаты. Как случилось, что страсть овладела ею так внезапно? Кто эта жена хана? За кого принимает ее Лео? О! Если бы я мог повидаться с ним раньше, чем он скажет решительное слово или сделает решительный поступок!

Три дня не видел я жены хана. Симбри сказал, что она уехала в город, чтобы приготовиться ко встрече гостей. Я просил Симбри пустить меня к Лео, но он вежливо отказал. Я попробовал написать записку, но монгол-слуга отказался ее передать, а привратник сказал, что не станет передавать записок на незнакомом ему языке. Я стал серьезно беспокоиться за судьбу Лео и на третью ночь решил во что бы то ни стало разыскать его.

В полночь я встал, оделся, открыл дверь ножом и вышел. Когда меня переносили в мою комнату, я сосчитал шаги несших меня слуг. И вот теперь, пройдя тридцать шагов, я повернул налево, потом отсчитал еще десять шагов и повернул направо. Таким образом, я очутился перед своим прежним помещением. Перед дверью стояла жена хана и запирала ее на ключ. Первой моей мыслью было бежать. Потом я прижался к стене, решив: если она меня заметит, признаться, что искал Лео. Жена хана прошла мимо и стала подниматься по лестнице. Что мне было делать? В комнату к Лео не попасть — дверь закрыта на ключ. Я последовал за ханшей, надеясь узнать что-нибудь новое; если бы она увидела меня, я сказал бы, что ищу Лео, а там — будь что будет.

Бесшумно, как змея, пробрался я по винтовой лестнице на площадку перед дверью. Дверь была старая. Сквозь щели виднелся свет и слышались голоса шамана Симбри и его племянницы. Я припал к щели и увидел их обоих. Ханша была одета в великолепное пурпурное платье. На ее роскошных вьющихся волосах красовалась маленькая корона. Должно быть, недаром она так нарядилась. Симбри смотрел на нее серьезно. Взгляд его выражал сомнение и страх.

— Что произошло между вами? — спросил он. — Что ты узнала?

— Немного. Я спрашивала о цели их прихода. Он сказал, что ищет какую-то прекрасную женщину, и только. На мой вопрос, красивее ли она меня, он вежливо, но уклончиво ответил, что она не похожа на меня. Тогда я сказала ему, что слыву за самую красивую женщину в Калуне, что я жена хана и вытащила его из реки и что сердце подсказывает мне, что я та, которую он ищет.

— И что же? — спросил Симбри нетерпеливо и, видимо, не одобряя племянницу.

— Он допустил, что это возможно, так как та женщина могла возродиться, потом пытливо посмотрел на меня и спросил: прошла ли я через огонь? Он захотел посмотреть мои волосы, вытащил из мешочка, который носит на шее, прядь волос и сравнивал. О! Симбри, что это за волосы! Они во весь мой рост, до пола длинной, мягкие, как шелк, и черны, как вороново крыло.

— Твои волосы прекрасны, — отвечал он, — но не похожи на эти!

— Может быть, — ответила я, — ни у одной женщины нет таких волос.

— Правда, — согласился он, — она была больше, чем просто смертная женщина.