Густав Эмар - Масорка

С этими словами он туго перевязал шарфом огромную рану, делая все это как бы шутя, между тем как сам вовсе не был спокоен в душе с той самой минуты, как увидел последнюю рану своего товарища, сильно опасаясь, не затронуты ли какие-нибудь жизненно важные органы.

В эту тревожную минуту до слуха молодых людей донеслись веселые звуки рояля.

Сэр Уолтер Спринг давал в эту ночь большой вечер своим друзьям.

— А-а, — заметил дон Мигель, оканчивая перевязку, — его английское превосходительство изволит забавляться.

Тогда как у его порога убивают честных граждан этой страны, — прошептал дон Луис.

— Эге, друг мой, да он именно по этому-то случаю и ликует, для того чтобы быть достойным представителем своей державной повелительницы: этот благородный англичанин обязан следовать во всем примеру этой дамы, которая танцует и поет над убитыми подобно готтентотским вдовам 5, но только с той разницей, что последние проявляют таким образом свою скорбь и горе, а она — свою радость и веселье.

Дон Луис слабо улыбнулся этому замечанию друга и собирался добавить пару слов, как вдруг дон Мигель поспешно зажал ему рукой рот.

— Я слышу какой-то шум, — шепнул он ему в самое ухо, ощупью отыскивая шпагу.

На самом деле, топот двух лошадей постепенно приближался к тому месту, где притаились наши друзья. Минуту спустя можно было без труда различить голоса двух человек, дружелюбно разговаривавших между собой.

— Послушай, приятель, высечем огоньку, зажжем сигару и при свете ее огня сосчитаем добычу, — я не имею ни малейшей охоты идти на набережную и предпочитаю вернуться прямо домой.

— Так давай спешимся! — отозвался другой.

Оба соскочили с коней; послышалось бряцание стальных ножен о землю. Затем, взяв под уздцы своих лошадей, они уселись шагах в четырех от того места, где спрятались дон Луис и его верный друг.

Один из двух солдат достал свое огниво, высек огонь и раскурил огромную сигару.

— Ну, а теперь подавай мне бумаги, одну за другой, мы станем их рассматривать вместе.

Другой солдат снял свою шляпу и достал из нее пачку банковых облигаций, одну из них он передал товарищу, который, сильно затянувшись, осветил ее огнем своей сигары.

— Сто! — произнес тот из них, который держал в руках пачку.

— Сто! — повторил за ним его товарищ, выпуская густое облако дыма.

То же самое проделали они тридцать раз подряд, иначе говоря, над каждой пачкой билетов. Всю сумму в три тысячи пиастров, или пятнадцать тысяч франков, они поделили поровну, по полторы тысячи пиастров на брата и еще остались недовольны.

— Я полагал, что здесь больше, — сказал один из них, — вот если бы нам удалось прирезать того, было бы другое дело: у него кошелек был туго набит золотом.

— Куда это направлялись эти унитарии? Наверно, в армию Лаваля?

— Эх, черт возьми, да куда же иначе! Жаль только, что не все они бегут туда со своими деньгами, а то бы у нас бывали часто такие доходные ночки!

— А что, если Лаваль когда-нибудь вернется и нас ему выдадут?!

— Ба-а!.. Мы ведь действуем не по своей воле, а по приказанию высшего начальства и властей, после, когда увидим, что дело плохо, можно будет притихнуть и отдохнуть, ну, а пока я рад голову сложить за Ресторадора, потому то я и считаюсь доверенным лицом.

— Как же! Полагайся на это, стоит нам только когда-нибудь убить хоть одним меньше, чем нам назначено, и ты увидишь, что будет и с тобой, и со мной.

— Да что, вот командир послал нас двоих в эту сторону, а Кабрито — в обратном направлении, Сальмона и четверых других товарищей — на улицы; ну что же, завтра мы скажем, что проискали его всю ночь и не могли найти, и ты увидишь, что нам за это не будет никакого взыскания.

— А уж как перетрусил Пикадо, когда явился донести об этом командиру: он уверял его, будто на помощь унитарию явились четверо, но командир, как видно, не поверил ему, ведь он же знает, что Пикадо трус.

— Да, но зато другие-то были не трусы, и один человек не мог их всех убить.

— Как бы то ни было, но я его искать не стану.

— Искать, кого? Этого унитария? Хм, я еду на набережную, — и он спокойно стал садиться на коня, тогда как товарищ его остался сидеть на месте.

— Ладно, убирайся, а я вот докурю сигару да и домой, а завтра раненько поутру зайду за тобой, чтобы нам вместе вернуться в казармы.

Ну, так до завтра! — и, повернув лошадь, солдат, не куривший сигары, крупной рысью тронулся в путь.

Выждав несколько минут, оставшийся вытащил из кармана какой-то предмет и, приблизив его к огню своей сигары, стал со вниманием разглядывать его со всех сторон.