Владимир Карпов - Обратной дороги нет

На руках уже, наверное, мозоли. Хорошо, что у него ладони огрубели от турника и брусьев. Хорошо, что он, заядлый рыбак и охотник, знал, что такое настоящая стужа и ветер и как жжет кожу, когда обтираешься по утрам снегом.

Ветер. Волны все резче били в борта лодки, она уже не мягко поднималась на их спокойных спинах, а переваливалась с боку на бок. Ветер — значит, скоро исчезнет туман.

Лишь бы дождаться утра! С рассветом над морем появятся самолеты. Летчики будут всматриваться в темно-зеленую поверхность… Не зря он покинул остров — его ждет чистое утро. Скоро, скоро! Ветер рождается перед рассветом.

Туман исчез, развеялся. Но ни клочка чистого неба не видят воспаленные глаза. Тучи низко прижимаются к воде, из них выпадают сизые клочки, косо тянутся к волнам.

Над головой неожиданно расползлось окошечко: разошлись облака, и стало видно голубоватое мерцающее полотно. Вверху другой мир, светлый, как будто весенний. Но из него, как с улицы, потянуло холодом. Что же, лучше чистое небо и похолодание, чем тучи и дождь. Пусть будет голубизна — цвет надежды. А холод он выдержит.

Дважды Соболев засыпал сидя — днем он не так боялся заснуть и самоконтроль ослабевал. К счастью, он не потерял весел — так крепко зажаты они в руках.

… Судорога сводила спину, мешала грести. Открытый нож Соболев держал на коленях — на случай, если судорога не отпустит его.

Его давний, тревожный сон: он свечой взмывает на максимальном режиме в небо, идет на перехват чужака. Чужак огромен, из его шести двигателей рвутся белые языки, он летит уже над нашей землей. Надо чуть-чуть довернуть влево и выйти точно в хвост.

Он хочет нажать на левую педаль, и тут — леденящее сердце ощущение пустоты вместо ног. Внизу у кресла темный провал. Чужак уходит, надсадно звеня двигателями.

Иван сбросил с себя дремоту. В небе — гул моторов. Потянулся к ногам… На месте. Ноги — вот что он должен сберечь. Руки у него живут. Разбухшие, синие, они живут.

Самолетный гул растаял над облаками. Кто-то ходил над морем круг за кругом, отыскивая прорехи в облаках.

Похолодало. Облака ушли вверх, рассеялись. На горизонте вспыхнуло какое-то светлое пятно, подержалось несколько секунд и погасло. Похоже, кто-то запустил ракету. Как отличить мираж, игру воображения от действительности? Долго еще море будет дразнить его близостью спасения?

Он видел уже это. Волны, ветер и огонек. Раз, два, три — вспышка, раз, два, три — вспышка.

Если огонек не исчезнет, значит, не галлюцинация. Соболев делает сто гребков по направлению к огню. Мигает. Еще сто. Мигает. И для полной проверки еще сотню. Мигает.

Неужели маяк? Может быть, он вернулся к первому острову?

Постой, но ведь он погасил тот маяк. Значит, берег? Или другой остров?

И снова крохотная надежда.

Он плыл среди островов, разделенных салмой. В этом проливе властвовали течения, подчиняющиеся сложным законам гидродинамики. Его путь кажется ему прямым, на самом деле это замысловатая волнистая линия, синусоида. Приливное течение подтянуло его к северу, приблизило к острову с маяком. Отлив заставил отойти на юг. Он борется с течением, отталкивающим шлюпку от маяка. Течение не быстрое, но могучее. Тягаться с ним впору только здоровому, сильному человеку.

Маяк будто играл Соболевым, удаляясь с той же скоростью, с какой двигалась шлюпка. Но прежде, чем отказаться от новой надежды, он должен убедиться, что маяка не существует. Не будет же остров отступать вечно, Рано или поздно он настигнет маяк. Он будет упрям.

Кто кого?..

— Ты же не куришь! — Левенчук ловко вскрыл пачку «Беломорканала», достал из коробочки ватный фильтр, аккуратно, специальной костяной палочкой забил в мундштук. — Может, лучше чаю горячего?

— Я только одну. — Крамцов простоял час на палубе «Шексны» и теперь не мог унять противную мелкую дрожь.

— Ну что ж. Одну так одну. — Левенчук протянул папиросу.

Алексей чуть затянулся, горький горячий дым защипал гортань.

— Вот скажи, Марк Львович, почему так получается? Часто хочет человек сделать, как лучше, хочет искренне, от всей души. А выходит, наоборот, только вред принес… Обидно, нелепо.

— Ты о жилете, что ли?..

— Да нет. Меня эта мысль давно мучит. Примеров тому много. Да хотя бы и с жилетом. Хорошо, капитан на своем настоял, узнали, что был Иван на острове… А я себе простить не могу. Сколько времени зря потеряли!..

Крамцов скомкал папиросу пальцем, не ощущая ожога, затушил тлеющую табачную крошку. Бросил в открытый иллюминатор, через который влетали в каюту фонтанчики соленых брызг.