Владимир Карпов - Обратной дороги нет

Иван заложил второй патрон, взял пистолет в обе руки, чтоб ствол не колотился о край горелки. Выстрел. Еще один…

Это все. Больше ему не на что надеяться…

Алексей Крамцов отпросился у Демина в одну из групп, ведущих поиски на берегу залива. Тут у пилота был свой расчет — если только Иван благополучно опустился на воду, то он должен был держать курс по ветру на север, к берегу. Именно здесь и рассчитывал Алексей встретить своего друга.

Несомненно, Крамцов и сам понимал, что в расчете его слишком много оптимистических предположений, но на все внутренние сомнения Крамцов отвечал сам себе односложно: «Верю. Он жив. Он здоров. Все в порядке»…

Эта безграничная вера Крамцова в мужество и удачливость своего товарища передавалась другим и помогала выдерживать все тяготы пути по бездорожью, сквозь лесные чащобы и прибрежные скалы, через говорливые речушки и топкие северные болота, заросшие мерником.

В этот день группа Крамцова прошла свыше двадцати километров, гораздо больше, чем другие поисковые партии. Люди уже выбивались из сил, но никто не жаловался — все тянулись за неутомимым капитаном.

Летчики то и дело заглядывали за угрюмые, насупившиеся гигантские валуны — «бараньи лбы», спускались в поросшие березой лощинки, взбирались на сопки. Больше всего доставалось пожилому врачу Левенчуку — не те годы для такого похода, по своей стремительности напоминающего армейский марш-бросок.

Утром, на аэродроме, узнав об ошибке с красной ракетой, Левенчук сказал: «Нет, медицина Соболеву уже не поможет». Крамцов уж и сам жалел, что пригласил с собой врача, — это у него от злости вырвалось: «Хотите со мной? Убедитесь сами, что медицина тоже нередко ошибается». Левенчук тогда ничего не ответил. Он хотел бы, как и Крамцов, надеяться на лучшее. Но доктор достаточно повидал на своем веку и не верил в чудо.

… Путь преграждала выдвигавшаяся гребнем из леса и далеко уходящая в море скала. Скала была высокой, и Крамцову не терпелось сверху осмотреть полосу прибоя. Взобраться на нее было нелегко, тут требовались альпинистские навыки. Он отобрал нескольких молодых ребят, остальных послал в обход, лесом. Алексей вырос в Красноярске, у знаменитых Енисейских столбов, и с тринадцати лет вместе с опытными «калошниками», патриотами самобытного сибирского альпинизма, начал «ходить на столбы». Надев обязательные новые калоши, подпоясавшись традиционным кушаком, маленький, легкий и проворный, он быстрее многих других взбирался по отвесной крутизне к птичьим площадкам на вершинах каменных пальцев.

Сколько лет прошло с тех пор! А сейчас Крамцову было потруднее: мешали тяжелые сапоги, рюкзак оттягивал спину. Цепляясь за каждую расщелину, Крамцов медленно пробирался вверх. Камешки срывались из-под подошв, ручейками текли к подножью. Он осторожно нащупывал твердую опору под ногами и делал рывок вверх, чтобы, добравшись до вершинки и закрепившись, спустить остальным веревку.

Уже почти достигнув цели, Крамцов поспешил, нерасчетливо прыгнул с одной площадки на другую и, поскользнувшись на птичьем помете, сорвался.

Выручила природная легкость и цепкость пальцев — успел ухватиться за край площадки, подтянулся и перевалился всем телом на спасительный «пятачок». Сбросил с пятнадцатиметровой высоты веревку — давайте, ребята.

Пока поднимались товарищи, Крамцов оглядел в бинокль полосу прибоя — она уходила в туман, серебрясь в окулярах пенной строчкой. Серо-зеленые камни, какие-то бревна, сучья, выброшенные волнами, стеклянные шары — поплавки от рыбачьих сетей, разбитые ящики, бутылки — чего только не приносит море на берег!

Но вот среди переплетения сучьев, с которых свисали зеленые косматины, Алексей заметил оранжевое пятнышко — оно шевелилось, подскакивало на волнах. Может быть, это проглядывал кусок полузатопленной, зацепившейся за сучья спасательной шлюпки?

Спуск к воде, к счастью, был более пологим и легким. Летчики бежали один за другим к груде валежника, где их ждала находка. Крамцов по пояс забрел в воду и, разбросав сучья, достал из-под воды наполненный воздухом оранжевый спасательный жилет. Алексей поднял его над головой и выбрался на берег, держа жилет на ладонях, как драгоценную реликвию. Потом они положили жилет на галечник. Внимательным, пытливым глазам он мог рассказать многое.

На оранжевых боках густые разводы соли — значит, жилет пробыл в воде немало часов. Он наполнен воздухом, причем наполнен до отказа, тугой и упругий, как футбольный мяч, — и это означает, что Соболев опустился благополучно. Резина не проколота, ремни не разорваны, а расстегнуты аккуратной, спокойной рукой, вот и выходит, что Иван снял жилет, когда он ему стал не нужен. Ясно — Соболев выбрался на сушу.