От маленького постоянного язычка он и возьмет огонь! Иван откинул колпак. Пальцы с зажатым в них карандашом сами тянутся к горелке. Пламя уже жжет руку, но он готов терпеть эту муку сколько угодно, лишь бы добыть огонь.
Карандаш вспыхнул и тут же погас Обгорела краска, но отсыревшее дерево не занялось. Надо подольше подержать его у огня, и все будет в порядке, пусть деревянный трут разгорится как следует, тогда удастся донести огонь до костра.
Мешают керамические стерженьки — они не дают просунуть карандаш поближе к огню.
Полуослепший, дрожа от озноба и напряжения, он отодвинул керамические наконечники, давая простор пламени. В воздухе резко запахло паленым — это очередная вспышка сожгла ему брови, Иван отпрянул, негнущиеся разбитые пальцы чуть заметно коснулись пламени.
Вечный огонек исчез. Керамические стерженьки остывали на глазах, из алых становились серыми, тусклыми, как пепел. Было только слышно, как сочился газ и как тут же аппарат выбрасывал из резервуара очередную порцию ацетилена. Резкое шипение, но вспышки уже нет.
Иван ждал, он никак не мог поверить, что случилось страшное, непоправимое. Как медленно тянутся три секунды! Зловещее шипенье. Огня нет, он убил его, задушил, прервал слабое дыхание огрубевшими, беспомощными пальцами!
Мечтать о тепле, увидеть огонь, всю ночь добираться к нему и, достигнув цели, своими руками…
Соболев сполз на бетонный пол вышки, ударился лбом в гулкую металлическую стену. Над головой ацетиленовый аппарат мерно и безучастно отсчитывал секунды: раз, два, три — шшух, — это вылетала из резервуара сильная струя газа.
«Онега» превратилась в маленький, неподвижный железный остров: теплоход прочно сидел на гребне острого камня, врезавшегося в днище.
Светало, выплыли из темноты каменные глыбы архипелага. Завьялов, ссутулив массивные, оплывшие плечи, ни на кого не глядя, курил сигарету за сигаретой: впервые за последние три года «сухопутной» жизни он взялся за табак. Прижав ладонь к груди, он утихомиривал колющую, нарастающую боль в сердце.
«Не курить, не волноваться» — как выдержишь запрет при таких событиях? Он же говорил — нелепо продолжать поиск ночью, нелепо рисковать судами и людьми, — так и получилось, хорошо еще, что наскочили на эту коргу на малом ходу, иначе через пять минут все, кто находился на борту, очутились бы в холодной воде. А на борту ни много ни мало двадцать пять человек с командой — и все больше летчики, народ непривычный к водной стихии.
Одна радость: другие суда целы. Они искали ночью по чистой воде, вдали от островов. Кому же, как не ему, начальнику порта, брать на себя самый сложный и опасный участок!
Ругая себя, Завьялов, однако, понимал, что даже если бы он знал, чем окончится его рейс, все равно не остался бы в стороне от поисков. В нем сейчас боролись два человека — начальник порта, ответственный за судьбу многих людей и техники, а потому обязанный действовать безошибочно, и бывший арктический моряк, смельчак, готовый во имя спасения товарища идти хоть к черту в пекло, невзирая на любой риск.
Моряк взял верх. Завьялов немного успокоился и выбросил в воду последнюю сигарету: ну, ладно, достанется ему за аварию, ну, будут напоминать начальнику порта, как он судно посадил, но разве можно поставить эти его переживания в сравнение с тем, что испытывает потерпевший аварию летчик?
Он спустился из рубки на палубу, к летчикам, сгрудившимся вокруг рации: здесь же был и Демин.
— Слушай, Демин, — сказал Завьялов, отводя подполковника в сторону, словно для сообщения чего-то важного и конфиденциального. — Я у тебя вот что забыл спросить: у него дети есть?
— Двое, — сказал Демин, нисколько не удивившись неожиданному вопросу. — Старшему, между прочим, пять лет, и завтра у него день рождения.
— Так-так…
— Что будем делать, капитан? — спросил летчик.
— Скоро прилив, — ответил Завьялов, — думаю, снимемся, будем искать дальше. Лишь бы пробоину заделать, как только нас поднимет вода. Помпы могут не справиться.
— Ну, а если не заделаем?
Завьялов из-под припухших от бессонной ночи век бросил быстрый взгляд в сторону кормы. Там, на талях, висела единственная шлюпка. Демин уже успел оценить грузоподъемность этого суденышка — человек пятнадцать, не более. Как же быть тогда с остальными?
— Я вызову по рации вертолет, — сказал подполковник. — Или другой теплоход. Надо снять часть команды.
— Не надо, — сказал Завьялов. — До этого дело еще не дошло и, надеюсь, не дойдет.
Читать дальше