Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

Эстель рыцарь нашел возле купели. Ампаро сосала ее плоскую, узкую грудь. Это зрелище поразило Тангейзера. Но обе девочки выглядели довольными, и он не стал ничего говорить.

Отступив в темную нишу, Матиас разрядил арбалет и положил на пол вместе с двумя запасными стрелами. Для лука Алтана он выбрал место потемнее. Потом иоаннит опустил взведенные курки пистолета и спрятал его за колчаном. Развязав рукава рубашки, обернутые вокруг бедер, и обнаружив, что они пропитались кровью, Тангейзер очистил их от застывших сгустков и выжал.

Эстель и Ампаро он возьмет с собой. Не самое разумное сопровождение, когда просишь найти сутенера, и особенно Тибо, но отец Пьер привык к неподобающей компании.

Остальная часть рубахи была влажной, но не слишком сильно испачканной кровью. Матиас хорошенько встряхнул ее. Белый крест на груди покрывали темно-красные и черные пятна, но преподобный Стукач сумеет сделать правильные выводы. Госпитальер натянул рубаху, которая сморщилась от засохшей крови и игнорировала все попытки разгладить ее. Более презентабельного вида ему все равно уже не добиться.

Хотя нет. Иоаннит подошел к купели, перекрестился и вымыл лицо святой водой. Судя по ее изменившемуся цвету, сделал он это не зря.

Кровь и святая вода. Карла захочет крестить Ампаро. В вопросах крещения церковь была непреклонна, даже жестока. Из-за горсти воды и нескольких слов душа младенца могла быть мгновенно унесена в чистилище и навеки лишена возможности предстать перед Богом. Очень разборчивый Бог. Но кто он, Матиас, такой, чтобы спорить?

– Эстель, дай мне Ампаро, – попросил он Ля Россу.

– Хотите ее подержать? – откликнулась девочка.

– Нет, я собираюсь ее крестить.

Он взял у Эстель колыбельку из козлиной шкуры. Казалось, его крошечная дочка ничего не весит. И в то же время у рыцаря никогда еще не было так тяжело на душе. Он обеими руками высоко поднял ребенка и заглянул ему в лицо. Сотни свечей, горевшие в церкви, заполняли пространство оранжевым дымом. Какая красавица! Только чистая любовь могла весить так много и наполнять сердце госпитальера таким восторгом. Он был прав. Ампаро усмирила бурю. Тангейзер мог стоять так несколько часов. Но его дочь не обладала подобным терпением. Она захныкала.

Матиас почему-то вспомнил о львах, рык которых слышал перед рассветом, и засмеялся. Голос Ампаро был сильнее львиного рыка. Он опустил дочь чуть ниже и поцеловал в нос, стараясь не оцарапать ее нежную кожу своей щетиной.

– Маленькая Ампаро не хочет мокнуть. Она хочет грудь, – сказала Эстель.

Новорожденная и правда не успокаивалась. Тангейзер наклонил ее над краем купели, зачерпнул пригоршню воды и вылил на головку девочки:

– Ego te baptizo Amparo in nomine Patris, et Filii, et Spirtus Sancti. Amen.

Затем, прижав к груди плачущую Ампаро, рыцарь улыбнулся:

– Мы спасли ее от ада. Теперь должны спасти от Парижа.

– Танзер? А меня вы окрестите? – подошла к нему вплотную Ля Росса.

Улыбка его стала шире. Эстель просияла.

– С удовольствием. Наклонись над купелью, – сказал ей госпитальер.

Он плеснул водой на спутанные локоны девочки, удивляясь их чистоте:

– Ego te baptizo Estelle in nomine Patris, et Filii, et Spirtus Sancti. Amen.

После этого он взял Эстель за руку. Личико Ампаро покраснело от крика, но отец не собирался так быстро расставаться с дочерью. Шепча ей ласковые слова, словно норовистой лошади, он зашагал по проходу.

Нужно было сосредоточиться на практических делах. Если берлога Тибо находится не на острове, то скорее на левом берегу, чем на правом, и пробраться туда будет легче. Можно взять с собой священника. Для него милиция опустит цепи. А священника, который дружит с сутенерами, уговорить будет нетрудно.

– Матиас? – окликнул рыцаря сзади знакомый голос.

Тангейзер остановился, но не обернулся.

Его разум сомневался в реальности этого звука, этого голоса – иоаннит так жаждал его услышать, что ему могло просто показаться. Но к глазам подступили совсем не мужские слезы, и слезам он поверил.

– Карла! – Эстель отпустила его руку. – Что вы здесь делаете?

Тангейзер не шевелился. Он оплакивал ее, а она родила ему ребенка. Между ними стояли тюрьма, огонь и меч, но они оба пребывали в горниле Гермеса Трисмегиста. Теперь их разделяла только его вина.

– Мы вас везде искали и наконец нашли. Танзер, смотрите! – кричала Ля Росса.

Рыцарь почувствовал, что сердце его бьется так же часто, как у младенца. И вдруг застеснялся своего вида. Хотя Карла видела всякое. По крайней мере, он умылся. Правда, если бы он знал, что его жена здесь, то прополоскал бы рот.