Аннамит, также бывший ссыльный, переведенный теперь в разряд поселенцев с воспрещением покидать пределы колонии, не хотел да и не мог ни в чем отказать своим прежним товарищам по каторге.
Луш приказал ему, с наступлением ночи, отвязать свою лодку и подняться по «Обысканному заливу» вплоть до устья Мажури. Он покорно повиновался, добыл весла, и вскоре грузная и неповоротливая лодка, под усилием нескольких пар дюжих рук, бесшумно заскользила по тихим водам безлюдного канала.
Через два с половиной часа они достигли устья Мажури, которое в сущности представляет собой не что иное, как слияние Комтэ и Ораню.
Воспользовавшись тремя с половиной часами прилива (так как в Гвиане навигация на большой части реки возможна только во время прилива), они поднялись, не останавливаясь, вверх по реке, минуя батарею Трио, едва видную во мраке, и величественные холмы Ремир, где мирно жил в течение двадцати лет ссыльный Бимго-Варенн. Беглецы так усиленно работали веслами, что им удалось достигнуть холмов Рура повыше залива Гавриила, против которого находится пристань Ступана.
Когда наступил отлив, местность стала слишком населенной, они причалили к правому берегу и высадились здесь, получив от Аннамита целый груз свежей рыбы, несколько пригоршней соли, немного муки и огниво.
Снабдив их всем этим, рыбак, весьма довольный, что ему, наконец, удалось избавиться от своих опасных гостей, не медля ни минуты, пустился в обратный путь к «Обысканному заливу», пользуясь отливом.
Несмотря на довольно значительное отдаление от острога, беглецы, далеко не чувствуя себя в безопасности, спешили укрыться в непроницаемой чаще пальм, диких какаовых и других деревьев, росших на берегу.
Скоро предстоял рассвет, и, как говорил Луш, надо было потихоньку убираться подальше от местечка Рура.
— Потому что, видите ли, голубки, здесь имеется не только судья, который тревожит меня не более прошлогодней сливы, но и жандармская бригада, внушающая мне полное уважение… Я, знаете, не особенно впечатлителен, но признаюсь, вид белых шлемов и ботфортов жандармов «с большими саблями» note 1 Note1 Жандармами «с большими саблями» туземцы именуют колониальных жандармов, отборных молодцов из числа корпуса жандармов Метрополии, являющихся грозой всех нарушителей порядка, в противоположность «жандармам козлятам», набираемым из негров и представляющим собою туземную полицию, не внушающую никому особого страха и уважения к себе и, как выражаются шутники, пригодную лишь для того, чтобы загонять заблудшую скотину, особенно козлят. (Здесь и дальше примечания автора.)
совершенно парализует меня.
— Ты прав, — проговорил Красный, — я того мнения, что страх перед жандармами есть начало всякой мудрости! ..
— Мудрости невольной, между нами говоря! Но будь спокоен, мы наверстаем впоследствии наше вынужденное уважение к этим хижинам местных негров, которые так приятно было бы ограбить!
Беглецы с удвоенной осторожностью обошли деревню, все время скрываясь в чаще леса, и достигли первой возвышенности, образующей горный хребет, отделяющий селение Рура от Кав.
Этот маневр избавил их от всякой опасности. Они с трудом взобрались на гору по узкой каменистой тропе, круто ведущей вверх между двумя стенами громадных деревьев, образующих над их головами непроницаемый для света зеленый свод. Здесь нет надобности опасаться встреч, так как редко кто из людей отважится проникать в эти глухие места.
Пользуясь этим одиночеством и безлюдьем леса, беглецы, несмотря на страшную усталость, продолжали идти, не останавливаясь. К вечеру чуть не все пятьдесят километров, которые, по их рассчету, составляли расстояние между двумя селениями или местечками, остались позади. Усталые, изможденные и голодные, не имея ничего, кроме жалких остатков рыбы, уже испортившейся от жары, и нескольких щепоток крупы, они растянулись, как загнанные дикие звери, на берегу реки Кав и заснули тяжелым, мертвым сном.
Но утром голод взял верх над утомлением и разбудил их еще до рассвета. Они перешли вброд через реку, довольно мелкую в этом месте, обошли селение и продолжали идти вдоль канала, протянувшегося на двадцать километров до того места, где он упирается в Аппруаг. Здесь им предстояло переправиться через эту реку.
Но как ни велика была сила воли и выносливость этих людей, пятеро из них оказались совершенно не в состоянии двигаться дальше.
Кроме того, терзавший их голод привел их в уныние. Они были близки к тому, чтобы начать сожалеть об остроге и страшных, изнурительных работах каторги. Луш, бывший намного старше своих товарищей, сохранял по-прежнему и бодрость духа, и светлый ум, и непреклонную волю, но и его бренное тело было совершенно разбито.
Читать дальше