Илья Трайнин - Всемирный следопыт, 1931 № 03

Люди в изнеможении падали на землю. Со второй илимкой они бились несколько часов, а когда подвели к порогу третью, лопнул трос. Освободившись от тяжести, катер сделал скачок вперед. Люди полетели на камни, разбиваясь до крови. Катер круто повернул и помчался за сорвавшейся илимкой, — и в это время душераздирающий крик покрыл рев воды.

Это сорвало с причалов уже переправленную через порог илимку с женщинами и детьми…

Все ожидали трагической развязки. Вот лодка с людьми вскочила на перекат и стремительно полетела в водоворот. За ней, пренебрегая собственной безопасностью, помчался катер.

Счастливая случайность! Илимка и катер благополучно проскочили через порог, не налетев на камни, но внизу лодку стало захлестывать. Катер подошел к ней в тот момент, когда она уже готова была погрузиться на дно.

После этого встал вопрос о том, не целесообразнее ли женщинам с детьми отказаться от дальнейшего путешествия и вернуться с несколькими рабочими назад. Путь был еще далек, начинались дожди, наступали холода. Но женщины отказались возвращаться.

Некоторое время спустя начались заболевания.

Сначала слегло несколько женщин и детей, потом свалилось трое мужчин. Трясясь в ознобе, лежали на тюках и ящиках, под дождем, на пронизывающем осеннем ветре. Нельзя было даже обсушиться: дожди шли безостановочно, днем и ночью. И все-таки, как ни торопились, а убежать от зимы не удалось. В начале октября река стала.

Жутко стало даже тем, кто не впервые имел дело с Севером. До культбазы оставалось еще полторы сотни километров, а тут морозы, пурга, больные, женщины, дети. Сделали носилки, положили на них больных — и пошли. А двадцать дней спустя тунгус Николка сидел в своем чуме и, показывая жене забинтованную марлей руку, говорил, улыбаясь:

— Вот болела, а как разрезали — сразу стало легче…

Персонал культбазы пробился через тайгу и приступил к исполнению своих обязанностей.

Так вырос город в тайге. В нем сосредоточены: туземный рик, туземный кооператив, Дом туземца, больница с амбулаторией, ветеринарный и зоотехнический пункты, школа-интернат, показательные ремесленные мастерские, показательный питомник пушных зверей, краеведческий пункт и научная лаборатория. Имеются также и «умные палки» — так тунгусы называют радиомачты. Летом сюда приезжает кино.

Север суров. Его обширные леса и тундры требуют для своего освоения величайшего напряжения и подчас жертв — они есть в истории тунгусской культбазы. Но это не может остановить движения колес истории. В тунгусской школе на берегах Кочечумо алеет плакат с надписью:

Господин Энгель подошел к широкому окну и, потянув за шнурок, задернул штору. Он тщательно расправил сладки тяжелого бархата, чтобы они плотно сходились и не пропускали света из комнаты. Господин Энгель любил делать это сам, он не доверял даже тщательности фрекен Хильмы, хотя уход за квартирой осуществлялся старой фрекен со щепетильностью, ограждающей господина Энгель от малейшего нарушения его привычек.

Вся остальная прислуга в доме господина Энгель была русской и приходящей. На ночь оставалась только старая финнка. Он не считал нужным посвящать русскую прислугу в некоторые детали своей жизни и в частности вовсе не был расположен осведомлять ее о лицах, частенько после захода солнца заглядывавших в особняк на Елагином острове.

Господин Энгель был совершенно спокоен, что никому не придет в голову усомниться в подлинности его паспорта, выданного министерством иностранных дел величайшей из великих держав, и никто не станет смешивать иностранного представителя крупнейшей автомобильной фирмы с российской императорской гвардии полковником Энгельгардтом. Даже наружность полковника Энгельгардта, став наружностью господина Энгель, как-будто изменила свои основные черты. Вместо белых пушистых светлых усов — объект лютой зависти полковой молодежи, под твердыми узкими крыльями носа четко обрисовывались теперь сухие плотно сжатые губы. И никто бы не сказал, что на гладко выбритой розовой голове автомобильного коммерсанта когда-то красовался правильный, по линеечке припомаженный пробор. Ну а прежняя твердая поступь и неискоренимая привычка держать прямо и твердо худой корпус — это не беда. Всем известна выправка и тренированность спортсмена. Но все же осторожность остается осторожностью. Несмотря на то, что господин Энгель никогда не употреблял теперь языка страны, в которой жил, он предпочитал, чтобы около него было как можно меньше ушей.