Николай Устинович - Сильнее всего

В десятке шагов от нас к ручью спускался куличок-плавунчик. Маленький, чуть побольше воробья, он то исчезал среди скрюченных кустиков, то, легко вскакивая на кочки, на минутку застывал на месте, беспокойно оглядываясь назад. Время от времени куличок посвистывал нежно и призывно: «Кюи… кюи!»

«Кого он зовёт?» — подумал я и в этот момент заметил трёх птенцов, гуськом ковыляющих за папашей. Они забавно переваливались с лапки на лапку и никак не успевали за проворным отцом. Плавунчик терпеливо дожидался своих детей и, не давая им передышки, вел ближе и ближе к ручью.

Вот всё семейство вышло на илистую косу, к самой воде. Плавунчик-отец, не останавливаясь, шагнул в крошечный заливчик и вмиг оказался посреди ручья. Здесь он задержался и начал посвистывать по-прежнему нежно, но всё более настойчиво. Однако птенцы бестолково топтались на берегу, не то боясь воды, не то не понимая, чего хочет от них отец.

Нам с Тульчиным нетрудно было догадаться, в чём тут дело. Плавунчики — превосходнейшие пловцы. Этой особенностью они отличаются от прочих своих собратьев — куликов. Плавунчиков можно встретить не только на тихой глади рек и озёр, но и на бушующем море, за много километров от суши. Вышедшее к ручью семейство, по всей вероятности, гнездилось где-то неподалёку, и сейчас папаша намеревался преподать своему потомству первый урок плавания.

Между тем куличок, перестав напрасно звать к себе детей, выбрался на берег. Вид у него был довольно сердитый. Потоптавшись, нахохлясь, возле притихших птенцов, он вдруг толкнул одного из них в ручей. Бедняга птенец пискнул, неумело побарахтался в воде и поспешно выкарабкался на илистую отмель.

Я едва не расхохотался. «Урок плавания» проходил явно безуспешно! По всей вероятности, это понял и плавунчик-папаша. Призывно свистнув, он повёл семейство вверх по берегу.

Решив, что кулички направились обратно, я снова склонился над тетрадью. Тульчин начал помешивать ложкой в кастрюле.

Прошло несколько минут. Переворачивая дописанную страницу, я глянул в сторону ручья и от удивления даже привстал. Все три птенца плыли вдоль берега на приличном расстоянии друг от друга, а отец, носясь по воде взад и вперёд, казалось, подбадривал каждого из них.

Только теперь я понял, почему плавунчик повёл птенцов вверх по ручью. Выше берег был совершенно отвесный — вскарабкаться на него из воды кулички не могли. Столкнутые настойчивым папашей в ручей, они невольно должны были проделать вплавь довольно длинный путь до более удобного места.

У илистой отмели семейство вылезло на сушу и как ни в чём не бывало в том же порядке побрело в тундру.

Плавунчик всё-таки преподал своим птенцам не совсем приятный, но необходимый урок.

Бывают в Сибири дни, когда после затяжной весенней непогоды вдруг повеет теплом и все в природе сразу оживает. Тогда за несколько суток набухают и лопаются почки, пробиваются сквозь сухие листья красноватые шильца молодой травы, лес и поле наполняются радостным птичьим гомоном.

В один из таких дней я стоял на тяге. Старая просека, где я устроился, начала зарастать подлеском. Одним своим концом она выходила на опушку, и там в просвете пылала вечерняя заря, с другой стороны просека терялась в густеющих сумерках.

Был час, когда дневная жизнь леса сменяется ночной. Еще слышались кое-где запоздалые песни скворцов и попискивали в кустах синицы, а в чаще уже бесшумно промелькнула сова, над лугом сильнее «заблеяли» бекасы, и у вершины вековой ели затрепыхалась летучая мышь… лес, такой обыкновенный днем, теперь казался таинственным и загадочным…

Я слушал непонятные шорохи в кустах, смотрел на тускнеющую зарю и терзался мыслью, что выбрал неудачное место. Мне думалось, что тяга давно уже началась, но летели вальдшнепы какими-то другими путями, которые я не сумел до сих пор выследить…

Внезапно надо мною прозвучало такое знакомое, волнующее:

— Хорк! Хорк!..

Темный силуэт вальдшнепа мелькнул над просекой и мгновенно исчез за вершинами берез. Я поспешно пальнул вдогонку птице, хотя знал, что стреляю совершенно напрасно…

Эхо выстрела долго раскатывалось по затихшему лесу. Между кустов пополз, медленно тая, пороховой дым…