Леонид Фёдоров - Как просыпается Солнце

Проносятся над землей шалые ветры и шквалы, бушует непогода, а деревья с каждым годом становятся все выше. Объединившись корнями и помогая друг другу, они приобрели невиданную стойкость. И, может быть, от этого так густа ель, а береза пышнее своих родственниц и осенью дольше сохраняет зеленый наряд.

На землю опустилась теплая летняя ночь. В траве зажглись фонарики светлячков, а у горизонта стали видны вспышки далеких зарниц. Давно погасла заря, небо потемнело, словно натянула земля на голову темный колпак с редкими блестками звезд.

Рядом шумит озеро. От костра по воде тянется длинная светлая полоса. Когда долго смотришь на нее, не отрывая взгляда, начинает казаться, что это совсем не отблеск огня, а тропинка, ведущая в неведомую даль, туда, где полыхают зарницы.

Иногда со дна всплывают пузырьки газа и лопаются с ненужным звуком: «Ва-ак!» Кажется, это удрученно вздыхает старый водяной, зарывшийся в ил от нескромного человечьего взора.

Костер чуть греет. Около него приятно коротать ночь, прислушиваясь к ночным голосам. И почему-то особенно остро начинаешь чувствовать бегущее время. Знаешь, что еще не один раз увидишь эту золотую дорожку, услышишь тихий плеск озерной воды, скрип коростелей и задушевную соловьиную песню, и, может быть, все будет гораздо прекрасней, но понимаешь, что ночь эта неповторима…

Неповторимы из года в год меняющиеся картины природы, и каждый раз воспринимаются они по-особому, как будто видишь их впервые.

Лето! Все в ярких красках. В лесной чаще вздыхает о чем-то иволга. Над головой то грозно, то ласково шумят ветви деревьев. Гудение пчел, стрекот кузнечиков, шум листвы навевают сон. Так бы и сунулся лицом в траву и заснул. Может быть, во сне добрый лесовик раскроет свои кладовые, покажет рубиновые россыпи земляники, богатые грибные места.

Только подумал, а он уж рядом. С кряхтеньем опустил на землю тяжелую корзину с грибами, отер с лица пот и приставшую к бороде паутину. Подмигнул хитро:

— Пустой? Не там, паря, ищешь! Во-он, туда шагай! За той горкой соснячок по суходолу тянется, в ем грибов — не выбрать! Ступай, мне не жалко. Я уж насобирал досыта!

Выпросил у меня папиросу, со смаком затянулся и, кивнув на прощание, отправился восвояси, неслышно ступая по земле старыми, разношенными сапогами.

Грибник всегда жаден, никому не укажет дороги к заветным местам. А этот старикан готов поделиться богатством со всеми.

Какой простор!

В урочище Красный Камень приметил я высокую мощную лиственницу. На добрый десяток метров возвышалась она над кронами обступивших ее сосен и пихт. Величаво и строго, как страж, осматривала она окрестности, охраняла лесную тишину.

Но вот однажды здесь завизжали моторные пилы. Долго сопротивлялось железу крепкое дерево. А когда все же пила сделала свое дело, вершина гиганта задрожала, покачнулась, и, ломая молодую поросль, огромный ствол с грохотом рухнул. Было что-то трогательное в поверженном дереве, казалось, прильнуло оно к траве и ветки, словно руки, пытаются обнять вспоившую его землю.

Потом дерево распилили на пять шестиметровых бревен, погрузили на лесовоз и отправили на железнодорожную станцию. Где-то в большом городе в умелых руках человека лиственница должна была превратиться в прочнейшие сваи, выносливые перекрытия, в массу других полезных и нужных вещей. Но… получилось иначе.

Лесовоз еще не выбрался из леса, как на ухабе с громким треском лопнула ось прицепа, и бревна, ломая борт автомашины, вывалились.

С тех пор прошло три года. По дороге проносятся груженые машины, проходят автокраны, бульдозеры и трактора, но никто не обращает внимания на толстые бревна.

Однажды я присел отдохнуть на одном из них. Ко мне подошел лесник. Посидел. Завернул козью ножку, поковырял твердым скрюченным ногтем начавшее гнить бревно и проворчал:

— Экое дерево сгубили. «Аварийная древесина»! — передразнил он кого-то. — А нет, чтоб краном поднять на машину и вывезти. Не выгодно, говорят, возиться. А этаких бревен тута на дорогах без числа валяется. Вот и посчитай, выгодно это али нет?

Так я впервые услышал об «аварийной древесине».