Анатолий Устюгов - В бобровом краю

Я дождался на станции полной темноты. Грачи, вороны и галки никуда не улетели. Постепенно стихли их голоса.

Заснули птицы.

Так вот они где ночуют!

Я жил в лесной деревушке. Августовская погода была прекрасная, и каждый день я вставал с восходом солнца. Я выходил на травянистую улицу, всю в капельках росы, и с радостным волнением смотрел на отделяющийся от горизонта розовый шар. Лучи его золотили на соседней пустующей усадьбе листву трех высоких берез, нескольких рябин и одинокую сломленную черемуху, уткнувшуюся вершиной в землю.

В это утро высохшие ветки черемухи были заняты множеством маленьких птичек. Я пригляделся к ним, это оказались чижи.

Зачем они собрались?

Чижи кричали всей стаей и при этом беспрерывно сновали в разных направлениях по веткам так, что было даже трудно за ними уследить. Мне показалось, что птицы исполняют какие-то танцы, в которых сквозила первобытная радость бытия.

Я внимательно смотрел на этот птичий праздник и, кажется, понимал чижей. Ведь только что была темная ночь, и они спали где-то высоко на ветках деревьев, дрожа от ночной прохлады и крика совы, и вот теперь все страхи улетучились — солнце обогрело их!

И как тут не обрадоваться, не выразить свои чувства энергичным громким криком! У старых чижей это выходило в виде мелодичных трелей, у чижих и молоди более примитивно: «ча-ча», «фиу-фиу».

Праздник солнца! Я видел его у чижей впервые. И длился он, к сожалению, всего минут пятнадцать.. Почти разом птицы умолкли. Затем один из чижей перепорхнул с черемухи на рябину, а с рябины на березу. За ним потянулись и остальные.

Вскоре вся стая спряталась в ветках березы и затихла. И можно было подумать, что чижи улетели совсем. На самом деле у них начался завтрак.

Я подошел к березе, стал под нее и сразу в этом убедился. На меня сверху сыпалась шелуха от расклеванных сережек.

Я повернулся, чтобы уйти, но успел сделать всего несколько шагов от дерева, как надо мной быстро пролетела какая-то хищная птица. Что там, вверху, в ветках произошло, я не знаю, но только чижи с криком опасности бросились с дерева врассыпную. А справа от меня, скользнув по листве, упала в густую траву маленькая птичка.

Я шагнул и увидел на стеблях растений раскинувшего крылья серенького чижонка. Он удержался на крыльях и поэтому не ударился о землю.

Я быстро взял чижика в руки и держал его на раскрытой ладони, но птичка даже не трепыхнулась, хотя глаза у нее были открыты и живо глядели на меня. «Вероятно, не оправилась от падения», — подумал я и пошел с чижом в избу.

Я положил птичку на подоконник, и минут пять она лежала без движения, а затем повернулась и встала на лапки.

Я вновь сходил к березе, нарвал сережек и положил возле птички. И чижик вдруг клюнул сережку раз, другой.

Как я был обрадован, ведь есть надежда, что он будет жив!

И все же чижик неделю (пока я строил клетку) вел себя на подоконнике довольно странно: мало двигался, а когда я подходил, он не испытывал никакой боязни. Казалось, он находился в каком-то оцепенении.

Вскоре подошло время ехать в город, и я решил взять чижика с собой. К тому времени он очень много стал есть, я успевал ему только подсыпать сережки в клетку, а чижик без конца шелушил их.

В городе у меня нашлась большая клетка, и чижик был переселен в эту новую квартиру. Вскоре я угощал его конопляными семенами, тертой морковью и булкой.

Птичка сразу разобралась, что вкуснее, и с большим аппетитом стала клевать этот новый для нее корм.

Дверцу у клетки я не закрывал, и оживившийся чижик иногда выскакивал на подоконник, но быстро возвращался назад, словно в испуге. Однажды он решился все же подольше побыть на свободе и хотел взлететь на клетку, но крылья ему не повиновались.

Птичка доверяла мне, это я замечал. Я даже отметил то, что между нами налаживается определенное понимание. Иногда я насыпал семечки конопли на ладонь, и чижик из клетки перебирался ко мне на руку.

Как доверчиво он глядел на меня своими маленькими темными глазами, и, кажется, они выражали больше чувств, чем можно было предположить в этом маленьком живом существе! Я гладил голову чижа, и он не отстранялся.

Впоследствии, когда чиж свободно уже летал по комнате, он часто садился на руку лишь только затем, чтобы я ему хоть разок провел пальцем по перышкам головы.