Виктор Потиевский - Риса

Риса обходила стороной выгоревшие места и, чтобы не уходить со своей территории, волей-неволей охотилась не очень далеко от людского жилья, где поселился её знакомый бородатый человек и где вместе с ним жили другие люди и те самые две собаки, с которыми Риса познакомилась достаточно близко.

Ей ещё раз довелось вплотную столкнуться с ними, когда они однажды обнаружили её на днёвке. Собаки сопровождали кого-то из людей и, углубившись в сосняк довольно далеко от тропы, наткнулись на рысью лёжку. Они бросились на зверя со злобным лаем. Но Риса уже готова была их встретить: она выпрямила крепкое тело, устойчиво напружинившись на широких лапах. Собаки неожиданно остановились, словно встретили невидимую стену. В глазах рыси уже светился тот пронзительный огонь, который загорается на миг перед безжалостной атакой. Псы узнали рысь. Их испугало, что эта крупная кошка не обороняется, а готовится напасть, словно не они, собаки, её выследили, а она сама их подкараулила.

Оба пса, приседая и поджав хвосты, пятились, скалясь и продолжая лаять. Шерсть на их холках вздыбилась, пожалуй, от страха, а не от охотничьей свирепости. В звонком лае звучал тревожный зов, обращённый к человеку, которому они служили: "Скорей сюда, здесь враг!.." Риса понимала и интонации собачьих голосов, и всё их поведение, и то, что они поняли - насколько она сильней. Но рысь не напала - люди были слишком близко.

С тех пор Риса не встречала этих собак, только иногда попадались ей их следы. Она проходила, не задерживаясь, тревожно поводя усами, и с неприязнью морщила нос, чуть оскаливая длинные, слепяще белые, острые верхние клыки.

После того случая в лесу, когда она напала на браконьера, Риса сторонилась людей. В её памяти теперь смешались тревожные, пугающие воспоминания и приятно волнующие, тоже связанные с человеком.

Ей вспоминалась дочь лесника, правда, смутно, но вспоминалась. Добрая, ласковая, играющая с маленькой Рисой. И возникал в памяти облик девушки - такой чужой, незнакомой и - знакомой... И звучал её голос - ласковый голос из прошлого.

Этот голос звал её.

То вдруг по сне ей слышался выстрел, потом она задыхалась от запаха железа, человека, собак... И, начиная рычать ещё во сне, просыпалась в испуге.

Как-то быстро прошло это одинокое её лето. Лето без рысят. Она приходила к своему ручью, пила, просто лежала у воды, вслушиваясь в её журчание. Ручей был по-прежнему быстрым и чистым, но по нему уже скользили опавшие листья. Алые, жёлтые, оранжевые. Они проплывали мимо рыси, яркие, нарядные, как летние дни, которые давно уже уплыли вниз по ручью, унося с собой тепло, изобилие, бурную жизнь земли.

Да и сама Риса стала спокойнее, чуть мягче, медлительнее от этой осенней прохлады. И только глаза оставались быстрыми и пронизывающими.

Лес готовился к зиме. Осины и берёзы сбрасывали листву - всё равно она помёрзнет, тонкая и не защищённая от ветра и мороза, - плотнее сжимали свою кору, укрепившуюся за лето. Им предстояло встречать стоя хлёсткую, жгучую северную вьюгу, трескучие морозы, свирепые ветры февраля и марта.

Ручей сначала подёрнулся тонкой корочкой у берега, затем неожиданно, за одну ночь, затянулся ровным прозрачным льдом, сквозь который кое-где пока ещё виднелось дно. Вмёрзли в лёд камышинки у берегов. Жёлтые и звонкие, они трепетали на ветру, словно не желая покоряться всеобщему запустению и неподвижности.

Камыш шелестел, позванивал, напрягал свои сухие певучие стебли. Этот звон завораживал Рису и радовал. У каждого зверя есть влечение к музыке природы. К этой естественной и разнообразной музыке, которую мы, люди, часто вовсе не замечаем.

И если бы случайный охотник обнаружил на подмёрзшем берегу оттаявшую и вдавленную почву, где, судя по глубине вмятин, долго лежала рысь, он был бы удивлён и вряд ли смог бы объяснить, что она делала здесь, у самой воды, зачем так долго пробыла вдали от звериных троп, в такой позе, лёжа на животе, положив большую голову на передние лапы...

Холода в этом году пришли рано. Осень была необычно ветреной и стылой. Снега намело не так уж много, но он успел смёрзнуться и поскрипывал даже под мягкими лапами Рисы.

Ручей давно замело, и вся округа притихла, оцепенела, словно в ожидании беды. И лес, и опушки, и замёрзшие озёра побелели, по склонам лесных холмов посвистывала позёмка, скручивая свои длинные белые свивальники, проползала между стволами сосен и осин. Но деревья стояли прямые и высокие, словно не замечали ни позёмки, ни ранних холодов. Они давно приготовились к зиме, внутренне укрепились и задумчиво покачивались под ветром, теперь уже в ожидании будущего тепла.