Павел Мариковский: По Семиречью

Прошло полтора месяца нашего путешествия. За это время мы побывали в городе Алма-Ате и пополнили запас наших продуктов.

После жарких дней пожелтела пустыня, и только местами еще горели огоньками тюльпаны да дикий чеснок выкинул нежно-сиреневые головки. Вместо цветов на пожелтевшей растительности появились различные семена, и среди них больше всего самых разнообразных семян-колючек, которые цеплялись всеми способами за одежду. Они проникали сквозь носки и царапали ноги. Все еще голосисто заливались жаворонки, их было много, им будто не хватало места в пустыне, и некоторые из них пели над широкой долиной ущелья.

Однажды, присев отдохнуть, я заметил несколько растущих букетом тюльпанчиков. Ярко-оранжевая середина цветков была очерчена лимонно-желтыми краями лепестков. Едва выглядывая из-под земли, цветы порывисто покачивались от дуновения ветра. Не помню, что отвлекло мое внимание, но, когда через минуту я взглянул в том же направлении, тюльпанчики исчезли, а на их месте в глубоком гнездышке, тесно прижавшись друг к другу, лежали серенькие, начавшие оперяться птенчики жаворонка. Неосторожное движение, шорох одежды — и птенчики дружно подняли головки, раскрыли огромные рты с ярко-оранжевым зевом, лимонно-желтой оторочкой углов рта и кончиков клюва, стали покачивать головками, и передо мной вновь расцвел букет тюльпанчиков. Это чудесное превращение произошло, как в сказке, внезапно и было настолько неожиданным, что в течение нескольких секунд я не мог сразу сообразить, что случилось. Сходство раскрытых ртов птенчиков с тюльпанами было необыкновенное.

Ущелье Тайгак (в переводе на русский язык означает «скользкое»), по нашим расчетам, было недалеко, и поэтому можно было не торопиться с выездом.

Едва мы проехали по пустыне несколько километров, как на востоке на горизонте показались очертания гор. Это были горы Калканы. Несмотря на раннее время, воздух уже колебался струистыми потоками, и впереди то возникали, то исчезали своеобразные миражи, совсем как настоящие озера с поблескивающей поверхностью, отражавшей горы.

Иногда мимо машины шустро пробегали ящерицы с большой круглой головой и плоским телом. Это были такырные круглоголовки, хотя они больше характерны для каменистой пустыни. Почувствовав опасность, круглоголовка так сжимает свое тело, что сразу делается плоской. От этого исчезает тень от ее тела и вся она становится совсем как камешек.

Круглоголовка не прячется на ночь. Забравшись на камешек, немигающими глазами она смотрит на заходящее солнце. Наступает ночь, быстро стынет земля, замирают на камнях и маленькие круглоголовки. Рано утром медленно и вяло поворачиваются ящерицы головой к восходящему солнцу до тех пор, пока оно не согреет окоченевшее тело.

Начало ущелья Тайгак было обычным: широкая сухая долина, низенькие округлые холмы, потом каменистые осыпи и скалистые горы. Но вот долинку почти целиком перегородили громадные камни, каждый величиной с небольшой дом. Нетрудно было догадаться, что они скатились вниз во время землетрясения. Недалеко за первым валом оказался другой. Потом высокие скалистые горы, сложенные из розового гранита, обступили ущелье и закрыли небо. Ущелье еще более сузилось, и его почти отвесные стены образовали подобие коридора. С громким свистом пролетели мимо сизые голуби. Другие сорвались со скалистого уступа и понеслись вслед за первыми. Снова громадный обвал, ущелье целиком перегорожено камнями, из-под которых журчит ручей. Виднеются тростники, и вот уже кеклики громко кричат на все мрачное ущелье. Внезапно к этому присоединяется громкий, пронзительный звук, какой-то воинственный клич в быстром и бодром темпе. Отвесные скалы глухо повторяют звуки, как в большом, пустом здании. Воинственный крик приближается, и мы видим совсем маленькую серенькую птичку, немного больше воробья, бойко лазящую по камням. Это скалистый поползень.

На почерневших камнях четкими буквами выбита надпись. Я узнаю в ней распространенное заклинание, охранительную формулу, написанную на тибетском языке. Читается она так: «ОМ — МАНИ — ПАД — МЕ — ХУМ». Перевод ее следующий: «Привет, Драгоценность в цветке лотоса». Под словом «Драгоценность» подразумевается одно из нарицательных имен Будды. Поодаль от первой надписи другая такая же, а от третьей сохранился только конец, начало же отвалилось. И там, где мы остановились и собираемся разбивать бивак, тоже видна большая и четкая надпись. Как жаль, что больше ничего не написано, кроме этих слов!