Петр Комаров - Золотая удочка

Служба створщика отнимала у него немного времени, и большую часть дня он занимался рыбной ловлей - плавал с острогой, ставил и проверял снасти, оттачивал крючья на крупную рыбу.

В иное лето он вылавливал до десятка калуг, за что и получил прозвище калужатника.

Прослышав о таинственной птицеподобной рыбине, старик стал собираться в Кривую протоку. Он смазал колесной мазью уключины лодки, чтобы они не скрипели, нарубил в лесу сосновых кореньев для «козы», поправил напильником острогу и под вечер поплыл к Зеленому острову.

Ни одно занятие так не приходилось ему по душе, как лучение рыбы в тихую, безветренную ночь. Каждый рыбак, отправляясь на такую ловлю, берет себе помощника: сам становится на носу лодки с острогой, а помощник управляет веслом и следит, чтобы равномерно горела «коза» - костер на подвесной железной решетке, лучи от которого .падают на воду и всю ее до самого дна пронизывают ярким светом. Дормидонт в помощниках не нуждался: он один успевал делать все, что другие делали вдвоем, и был в этой охоте весьма добычлив.

Когда он оставался один-на-один с рекой, на которой провел почти всю свою жизнь, его не пугали ни темнота, ни ночные шорохи в прибрежных тальниках, ни человеческие вздохи выпи в соседнем болоте. Он стоял с острогой на лодке, медленно и бесшумно плывущей по течению, и река открывала ему все свои тайны: и то, как лежит на дне куреи полусонный краснопер, и то, как дремлет возле коряги под кручей берега щука, и то, как осетр обсасывает речные ракушки.

«Чего только люди не выдумают! - рассуждал он. - Сколько лет на реке живу - никаких чудес не видал».

Держа острогу наготове, рыбак вглядывался в ночную воду, освещенную сильным лучом костра. Дно протоки было видно ему как на ладони. Вот две маленькие миноги присосались к одному камешку, и течение шевелит ими, как черными ленточками. Рак, вспугнутый светом,, попятился под корень старой талины, и только усы торчат оттуда, как живые льняные нитки. Шмыгнула под лодку ночная разбойница - касатка. Возле берега, среди чебаков, притаился трегубый конек, и все они похожи на затонувшие сучки дерева.

А вот сучок подлиннее, и не сучок даже, а целое полено. Острога летит вниз, и Дормидонт втаскивает в лодку извивающегося на трезубце сома.

Теперь течение несет лодку к правому берегу, где стоят рядом три тополя. Река под этим берегом глубже, и рыбы здесь больше. Метко бросая острогу, Дормидонт одного за другим снимает двух сазанов и верхогляда.

На дне протоки чаще стали попадаться коряги, валежины, тяжелые клубки торфяных кочек, сорванные паводком на заболоченном лугу. Вот полусгнивший ствол черемухи, занесенный илом. Вот трухлявый пенек ивы, наполовину погруженный в песок. Два корня торчком идут от него вверх, как бычьи рога. А вот из темноты выплывает обрубок еще какого-то дерева со странным» лохмотьями по бокам. Но Дормидонт видит, что это не лохмотья вовсе - это большие крылья птицы, и шевелятся они над серо-зеленой щучьей головой.

В страхе Дормидонт поспешно хватается за весла. Тупоносая его лодчонка быстро отплывает к левому берегу. С «козы» падают па воду и шипят красные угольки.

«Надо подбросить смолья в огонь», спохватывается старик и останавливает лодку. Пламя ярко вспыхивает над протокой и немножко успокаивает Дормидонта.

«Не померещилось ли? - размышляет он. - За всю жизнь такого не видел, страха не знал».

Неожиданно для самого себя он решает взглянуть на крылатую рыбу еще: двум смертям не бывать, одной не миновать. По-над левым берегом он поднимается вверх, осматривается по сторонам, потом поворачивает лодку по направлению к трем тополям и убирает весла. Рыбина ушла с прежнего места, но уплыть из протоки она не могла.

- Эвон-вон она где! - замечает он уродливую тень и, преодолевая страх, вглядывается в нее. - Э, да она еле жива, да и крылья-то у нее не свои! - вдруг восклицает рыбак и с легким сердцем пускает острогу чуть пониже серо-зеленой щучьей головы.

Утром Дормидонт показывал колхозникам водяного черта: это была побелевшая от старости, сильно израненная щука более метра длиной. Возле нее с распластанными на полу крыльями лежал крупный степной коршун.

Дормидонт пояснил, что, видимо, щука стояла где-то на речной отмели, когда ее заметила птица. Коршун вцепился в рыбину острыми когтями, но не справился со своей жертвой: щука ушла в глубину и утопила хищника, который так и не успел разжать когти. С коршуном на спине и увидели ее в Кривой протоке молчановские рыбаки.