Альберт Терхьюн - Лэд

— Песик! Песик… Вернись ко мне, сейчас же! Я люблю тебя, собачка!

Лэд, дрожа от нетерпения, поднял к Хозяину морду в ожидании позволения исполнить призыв. Тот, в свою очередь, вопросительно посмотрел на их недоверчивую гостью. Лэд заметил это и тут же проникся необоснованной ненавистью к привередливой женщине.

Гостья подошла к дочери, которая продолжала протягивать к колли слабенькие руки, и объяснила:

— Для маленьких больных девочек собаки — неподходящая забава. Они слишком неуклюжие и резкие. А еще они кусаются. Лучше я дам тебе твою Долли, вот только вещи распакую.

— Не хочу Долли, — заныла Малышка. — Хочу песика! Никакой он не резкий. Он не будет меня кусать. Песик! Я люблю тебя! Иди ко мне!

Лэд впился в лицо Хозяина умоляющим взглядом, его хвост трепетал, уши стояли торчком. Одна рука Хозяина едва заметно шевельнулась в направлении гамака — только внимательная собака могла уловить это движение.

Но Лэду большего и не нужно было. Беззвучно, чинно вернулся он к гамаку и встал перед своим новым идолом. Малышка даже взвизгнула от радости и притянула к себе его шелковистую морду.

— Ну что же, — сдалась гостья, — вижу, что иначе она не успокоится, пусть поиграет с собакой. Положусь на ваши слова, что это безопасно. И потом, она давно уже ни к чему не проявляла интерес, это впервые с… Нет, милая! — строго воскликнула она. — Целовать собаку нельзя! Этого я ни за что не позволю. Дай-ка, мамочка вытрет тебе губы салфеткой.

— Собаки созданы не для того, чтобы их целовать, — сказал Хозяин, хотя что касается вытирания губ, тут он вполне разделял возмущение Лэда. — Но поцелуй в голову чистой собаки принесет ей меньше вреда, чем поцелуй в губы большинства людей. Я рад, что Лэд понравился ей. И еще сильнее рад тому, что и он ей симпатизирует. Это чуть ли не впервые, чтобы он по собственной воле подошел к незнакомому человеку.

Вот так и началось идолопоклонство Лэда. А безнадежно больной ребенок обрел новый интерес к жизни.

Каждый день, с утра до сумерек, Лэд был с Малышкой. Забросив облюбованную с незапамятных времен «пещеру» под пианино в музыкальной комнате, он всю ночь лежал под дверью, за которой спала девочка. Он отказывался даже от веселой пробежки по лесу в компании с Леди — ради того, чтобы степенно вышагивать рядом с инвалидной коляской, которую катали взад и вперед по веранде.

Забыт был и его пост в столовой — на полу слева от стула Хозяина, хотя еще со времен щенячества Лэда это место принадлежало ему и только ему. Теперь он неизменно устраивался позади кресла Малышки, что очень мешало горничной, которой приходилось перешагивать через пса, прислуживая за столом. Мать ребенка откровенно злилась.

Шли дни, а любовь Малышки к ее мохнатому другу не угасала. Для нее пес был полон неиссякаемой новизны. Она обожала заплетать косички в пышном белом вороте Лэда, теребить его нежные уши, заставлять его по ее команде подавать голос, здороваться за руку, ложиться или вставать. Ей нравилось изобретать множество замысловатых игр с участием собаки, от «Красавицы и чудовища» до «Прекрасной принцессы и дракона».

И роли чудовища (при красавице Малышке), и более сложной роли дракона Лэд отдавался всей душой. Разумеется, играл он всегда неправильно. И разумеется, Малышка всегда теряла терпение из-за его непонятливости и колотила его — в воспитательных целях — слабеньким кулачком. Наказание это Лэд принимал с блаженной ухмылкой.

То ли благодаря живительному горному воздуху, то ли благодаря общению с четвероногим другом, пробудившим в ней угасший было интерес к жизни, Малышка набиралась сил и больше не походила на бледное привидение. Мать, с огромным облегчением наблюдающая постепенное оздоровление дочки, терпела ее близкое общение с Лэдом, хотя тот первый страх, который она испытала при виде колли, так и не исчез, тем более что два-три события, случившиеся в Усадьбе примерно через неделю после прибытия Малышки, укрепили в ней это глупое предубеждение.

Леди, любящая гостей ничуть не больше, чем Лэд, обходила веранду, да и сам дом по широкой дуге. Но однажды, когда Малышка лежала на веранде в гамаке (многословно и раздраженно пытаясь обучить Лэда алфавиту), а старшая гостья писала письма, сидя спиной к дочери, Леди случилось пробегать по своим делам мимо крыльца.

При виде странного существа в гамаке она замедлила шаг и недоуменно заморгала. Малышка тоже заметила изящное золотисто-белое животное и, оттолкнув Лэда в сторону, повелительно произнесла: