Владимир Бардин - Еще одно путешествие на край земли

Теперь в составе нашей экспедиции кроме ленинградцев и москвичей можно встретить уроженцев Прибалтики, Европейского Севера, Сибири и Средней Азии. Непременные участники советской экспедиции — специалисты из социалистических стран, чаще всего из ГДР и Чехословакии, а также американские ученые. В составе наших экспедиций в разные годы находились представители Австралии, Англии, Аргентины, Индии, Франции, Японии. В свою очередь и наши ученые вели исследования в составе антарктических экспедиций США, Англии, Аргентины. Международный геофизический год ознаменовал начало нового этапа в объединенном изучении южнополярного материка.

Около здания кают-компании расчищена волейбольная площадка.

Я сфотографировал волейбольную площадку, и тут мое внимание привлекла... корова. Большая белая корова была нарисована во всю стену деревянного сарайчика, пристроенного к кают-компании. Что она символизировала — судить было трудно, но в картине чувствовалась уверенная рука художника. Но почему корова? Крупный рогатый скот в Антарктиде пока еще не разводят. Были здесь пони, еще в экспедиции первоисследователя материка — Роберта Скотта. Их пытались использовать как транспортное средство, но неудачно: пони глубоко проваливались в снег. Первые наши экспедиции завозили свиней, но сейчас и от этого отказались: много хлопот, пока довезешь — замучаешься, корабль замусоришь. А коров живых не было и, судя по всему, не будет — с кормами здесь плоховато.

Я сфотографировал корову и заметил, что на меня с крыльца одного из домов насмешливо смотрит зимовщик — борода лопатой, как у нашего доктора.

Я придал лицу озабоченное выражение, поздоровался и спросил, когда на станции завтракают.

— В восемь часов, — ответил зимовщик и поинтересовался в свою очередь: — На зимовку?

— Нет, на сезон, с геологами.

— Откуда будете?

— Из Москвы.

— Ну что там у вас новенького?

— Да вроде все по-старому.

После этого содержательного разговора зимовщик, указывая на корову, добавил:

— Если живописью интересуетесь, то тут у нас на аэрологическом павильоне еще дама нарисована.

Я поблагодарил за ценную информацию, но решил осмотреть эту картину после завтрака. Сначала нужно было достать анероид, который, по словам Феликса, имелся у его знакомого, Михаила, мастера по метеоракетам.

«На завтраке я его и найду», решил я и повернул к кают-компании.

Здание кают-компании, оно же и столовая, кинозал, библиотека и т. д., было старенькое, построенное сразу же после основания станции. Рассчитано оно было человек на сто, не более. Его, правда, несколько расширили, но сейчас во время смены полярников, когда надо было обслуживать человек триста, оно снова оказалось тесным.

Над входом в кают-компанию укреплены на флагштоках три флага: Советского Союза, ГДР и Польши. Ученые ГДР и Польши — геологи и биологи — находились сейчас на станции.

Антарктида, как известно, континент дружбы и мира. Здесь полярники разных стран всегда готовы прийти на помощь друг другу, выручить в беде. Примеры этому широко известны. Международные контакты на шестом материке — обычное дело. Во время моих прошлых экспедиций наш геологический отряд, кочующий по горным районам, неоднократно попадал в гости к иностранным полярникам. Помнится, однажды рождество мы провели у японцев, а Новый год встретили у бельгийцев. Нам приходилось работать в контакте с австралийцами, американцами. Эти встречи были интересны, полезны и для нас и для наших зарубежных коллег.

Кроме таких случайных встреч многие страны постоянно обмениваются учеными на зимовках. Так, на американских станциях отзимовало немало наших исследователей, а на наших — американцев. Не раз бывали американцы и на Молодежной.

Столовая была еще закрыта, но в кухне уже вовсю трудились повара. Я прошел в комнату отдыха, которая теперь помещалась в пристройке. У самого входа висела доска Почета и плакат с социалистическими обязательствами зимовщиков. В центре комнаты вместо одного большого бильярда, который был памятен мне по прошлому посещению станции, теперь стало два, но меньших размеров. На длинном столе у стены — шахматы, шашки, какая-то неизвестная мне игра с фишками и игральным кубиком, в общем тихие игры. На стенах висело несколько цветных репродукций из «Огонька»: Плисецкая в эффектной позе на пуантах, поленовский «Московский дворик» и «Раненый» Курбе.

Но вот дверь в столовую открылась. Здесь, пожалуй, ничего не изменилось. Так же надо было подходить к окнам в кухню, где выставлялись подносы с кушаньями, и накладывать самому, сколько душе угодно. Сегодня на завтрак манная каша, творог, чай, а желающие могли присовокупить к этому несколько ломтиков сервелата еще из старых запасов. Столовая заполнялась. Я жадно вглядывался в обветренные, оживленные лица зимовщиков и радовался отыскивая среди них старых товарищей.