Владимир Бардин - Еще одно путешествие на край земли

И вот сообщают: все упавшие обнаружены и находятся на борту, но двое скончались — Николай Иванович Буромский и Евгений Кириллович Зыков.

Не сразу до сознания доходит вся нелепость и непоправимость происшедшего. Случившееся обрастает подробностями. У Жени Зыкова оказался перелом позвоночника. Смерть наступила мгновенно. Николая Буромского убило бочкой. Наш Желтовский получил повреждение таза, но уцелел, не потонул, говорят, благодаря своей куртке на гагачьем пуху. Она не сразу промокла и держала его на воде наподобие спасательного пояса. В тяжелом положении механик Иван Анисимов: у него сломано бедро и поврежден череп, он без сознания. У остальных состояние вполне удовлетворительное.

Последующие несколько дней словно слились в один и окрашены одним настроением: все подавлены. Решается вопрос о дальнейшей разгрузке. «Лена» продолжает стоять на прежнем месте, уткнувшись носом в злополучный барьер. Гляциологи из Мирного, осмотрев его, делают заключение: выгрузка здесь слишком опасна. Но разгружаться надо. Иначе нашим товарищам на зимовке придется туго.

Остается использовать шлюпки. Грузим баллоны с ацетиленом. По десятку в одну лодку. Перевезти таким образом нужно около тысячи штук. На мысе Хмары у Мирного выгружаемся на прибрежную скалу. Дальше идет крутой подъем к станции. Сюда мы и затаскиваем баллоны, стараясь не стукать их о камни.

В перерыве развели на скале небольшой костер из обломков деревянной тары. Стояли молча вокруг, завороженно глядя на огонь. К вечеру похолодало, усилился стоковый ветер. Начала переметать поземка. Барьер «задымил». Шлейфы снега протянулись от его края, как длинные распущенные волосы. Над морем ветер терял силу, снежинки оседали в темную воду.

На другой день приспособили к выгрузке понтоны. В трюмах осталось несколько сот бочек с горючим. «Пингвин» и моторные лодки буксируют груженые понтоны к небольшому скалистому острову близ Мирного. Берег острова низок, удобен для выгрузки. Настилаем доски и катим по ним бочки.

От грустных мыслей отвлекают пингвины. Их тут целая колония, подвижных пингвинов Адели. Забавные создания. Они то сидят, нахохлившись, то резвятся, ныряя в воду. Цепочкой спускаются к берегу, смешно плюхаются в воду. А через некоторое время ловко выпрыгивают обратно на скалы и направляются к насиженным местам.

На соседнем острове, всего в нескольких сотнях метров от нас, сооружают могилы. Они будут в скальных нишах. Тела погибших эти дни находились в нескольких километрах к югу от Мирного, на куполе, где царит вечный холод и откуда к нам вниз скатывается стоковый ветер.

...Вечером 12 февраля на острове состоялись похороны. Мы проходим мимо ниши, прикрытой нависающими скалами. Прощаемся с товарищами.

...На шлюпке идем обратно к кораблю вдоль края ледяного барьера. Ветер срывает пену с волн, окатывает холодными солеными брызгами. Я смотрю вокруг словно другими глазами. И чувствую — эти дни не забудутся. Они переломные в моей жизни, в моем характере. И еще чувствую — с Антарктидой у меня теперь связь тесная, кровная. Я уже не случайный здесь человек, я вернусь к этим далеким, ледяным берегам...»

С той поры прошло немало времени. Место, где произошел обвал, стали называть «Барьером Отважных», а на карте Антарктиды в числе прочих появились имена Зыкова и Буромского.

Десять лет спустя наша геологическая группа, входившая в состав двенадцатой антарктической экспедиции, возвращалась на маленьком Ан-2 — «Аннушке», как все называют этот легкий самолет, — с японской станции Сева домой, на Молодежную. Погода испортилась, началась пурга. Не мудрено, что мы потеряли из виду кромку берега, сбились с курса и неожиданно для себя... приземлились. Самолет ударился о поверхность льда лыжами и, немного прокатившись, застыл, осев на один бок. Ледник в этом месте оказался на удивление гладким и пологим, словно специально подготовленный аэродром. А рядом были скалы, зияющие трещины. Все обошлось небольшой поломкой шасси, и через несколько часов, дождавшись улучшения погоды, мы добрались до базы. Эта счастливая для нас посадка произошла на полуострове Борщевского. И мысли вновь вернулись к той первой, особенно памятной экспедиции. Перед глазами возникла высокая худощавая фигура капитана первого ранга, начальника нашей экспедиции Олега Александровича Борщевского. Вспоминаю его серьезное, спокойное лицо, внимательные глаза, его неторопливую, выразительную манеру говорить.