Леонид Баскин - Этология стадных животных

Верблюдица приносит верблюжат раз в два года — год кормит новорожденного, год носит следующего. Верблюжата рождаются обычно в марте, когда после весенних дождей зеленеет под припекающим солнцем пустыня. Теперь я все свое время проводил с будущими мамашами, стараясь не пропустить момента появления на свет верблюжонка, чтобы узнать жизнь верблюда с самого начала. Приходилось бродить по пустыне в одиночестве.

Задача пронаблюдать за развитием верблюжат оказалась для меня совсем нелегкой. За час-два до отела верблюдица отрывается от соседок и торопливо уходит в пески. Одно время я надеялся, что одну из верблюдиц, явно приготовившуюся к отелу, можно будет привести к дому и привязать. Однако Агали-ага не одобрил эту затею.

— Уже так пробовали, — пояснил он. — Верблюдица терпит, не пускает маленького, пока не оторвется или столб не вырвет, не уйдет в тихое место.

Агали-ага обо всем говорил тихо и спокойно, не возражал мне, а просто рассказывал о том, что хорошо знал. Из всех чабанов, с которыми приходилось сталкиваться, он один часто говорил: «Не знаю» — никогда не пытался, как другие, все объяснить, на все ответить. Но уж о чем говорил, то знал крепко.

Моих пеших усилий уже не хватало, чтобы поспевать за верблюдами: вместо обычных двадцати теперь приходилось проходить все 40 километров, так что не снабжай меня чабаны то конем, то мотоциклом, не увидел бы я, как начинает жизнь новый верблюд. В один из дней я забрел особенно далеко от дома. На этот раз шел пешком, рассчитывая переночевать, а на другой день вернуться. Место для ночлега выбрал на вершине песчаного бугра, откуда открывался хороший обзор. Впрочем, ощущения простора я не испытывал. Взгляд блуждал по грядам барханов. Пустыня представлялась мне запутанным миром со своей сложной неведомой мне жизнью. Здесь было слишком много деталей и, смотря в бинокль, я то и дело терял ориентировку, начинала немного кружиться голова. Я должен был прерваться, посмотреть на костер, на свои вещи, немного прийти в себя.

Снег еще немного сохранился во многих ложбинах. Оттого пустыня казалась особенно холодной и неприветливой. И даже костер не давал мне ощущения покоя. Он не так грел, и дым его был горьковатым, совсем не тот, что в родном моем Подмосковье.

Осматривая пустыню, я неожиданно заметил верблюда. В пустыне так часто бывает. Вязь ложбин, бугров, гребней очень сложна и в то же время однообразна, не знаешь, что уже осмотрел, невольно пропускаешь большие участки. Верблюд вел себя неспокойно. Время от времени он гонялся за кем-то. Я никак не мог понять, что там происходит. До верблюда было неблизко, и я решил сначала напиться чаю. До сумерек еще оставалось часа четыре, так что времени хватало.

Вблизи я понял, что рядом с верблюдицей бродила лиса. И это сразу насторожило. Что могло привлечь сюда маленькую пустынную лисичку? Она не хотела уходить, даже когда я оказался совсем рядом. Верблюдица забеспокоилась, спустилась вниз по склону бархана. Последовав за ней, я увидел верблюжонка. Он неподвижно лежал на песке.

Я уже знал, что верблюжата рождаются очень слабыми. И все же первое очное знакомство меня поразило. Час тянулся за часом, а малыш едва мог поднять голову от песка. Верблюдица беспокойно принюхивалась к нему, тихонько звала, однако не вылизывала. Было уже темно, когда верблюжонок стал делать попытку подняться на ноги. Я превозмог желание помочь ему. Необходимо, чтобы все шло своим чередом, так, как это бывает в природе. Ведь провести такие наблюдения за дикими верблюдами пока невозможно. Диких верблюдов остались считанные единицы, в зоопарках их нет совсем. Где уж тут надеяться понаблюдать за новорожденным.

Как я и ожидал, для верблюжонка главным препятствием оказались его собственные ноги. Они были слишком длинны, он путался в них, спотыкался, падал, ноги его заплетались. Мне пришлось запастись терпением и вести отсчет не по секундам, а по часам, когда я отмечал в своем журнале попытки верблюжонка поднять голову, выкинуть вперед переднюю ногу, оттолкнуться задними и, наконец, после многих неудач в первый раз в жизни встать на считанные секунды.

Верблюжонок начинал жить не торопясь, но был настойчив. Научившись ходить, стал тянуться к матери, трогал ее губами, то тут, то там сосал шерсть. Длинный материнский хвост надолго ввел его в заблуждение, и он недоуменно стоял возле него, качаясь на тонких ногах и пробуя сосать. Наконец, счастливая случайность помогла ему найти сосок. Тут он проявил большую сообразительность: то чуть отодвигался от вымени, то спешил вернуться к нему, запомнив этот путь, стал удлинять его и вскоре уверенно перебирался от передних ног матери к вымени.