Александр Таненя - Родная душа

В ту же зиму Ханыч спас мне жизнь.

Нет, ему не пришлось защищать меня от бандита, реальные схватки с преступниками были у него пока впереди. Он вытащил меня из полыньи. Самое смешное, что произошло это не где-нибудь на далёком ладожском льду, а непосредственно в черте города, между улицами Десантников и Тамбасова, где в неглубоком овраге протекает речка Ивановка. В ней-то я и собрался вполне реально погибнуть.

На другом берегу размещалась собачья площадка, там я занимался с Ханычем послушанием. После урока мы отправились на прогулку, и я даже не очень заметил, как оказался на льду, – стоял морозный февраль, всё занесло снегом, поди разбери, который сугроб на твёрдой земле, а который уже нет. Ну а лёд, как часто бывает на городских речках, оказался непрочным. Всё произошло очень быстро. Ханыч, которому должен был скоро исполниться год, тогда ещё не набрал полного веса, и там, где он спокойно пробежал, – я провалился.

Не знаю, какая в том месте была глубина, во всяком случае дна ногами я не достал, повис на локтях. А потом и под локтями лёд треснул.

Температура стояла сугубо минусовая, я был одет очень тепло: в авиационные ватные штаны, подбитые ещё и овчиной. В воде все достоинства тёплых штанов мигом превратились в недостатки. Поди в таких побарахтайся. К тому же ноги от лютого холода сразу свело, да так, что я пошевелить ими не мог. Тут надо сказать, что всё на том же Северном Флоте мне разок пришлось лететь в полярную воду, причём с порядочной высоты, – может, сработала физиологическая память организма? Или мои плоховато работавшие ноги обострённо отреагировали на холод?.. Так или иначе, положение складывалось весьма незавидное. Уже сгущались ранние зимние сумерки, мела позёмка, и – нигде ни души. В нескольких сотнях метров стояли дома, там светились окна квартир, но из моего оврага до них было дальше, чем до Марса.

На военной службе я повидал кое-какого лиха, и на поверхности океана, и в его глубине. И вот, после стольких плаваний, тонул в убогой питерской речушке, внутри городского квартала, где вырос, чуть ли не прямо у себя во дворе.

Чем не насмешка судьбы?

Я не помню, звал я Ханыча на помощь или не звал. Помню только, как он остановился и оглянулся. Пошёл в мою сторону. Потом побежал…

И, подбежав, сгрёб меня всей пастью за локоть. Ну нет бы хоть чуть выше! Вцепился прямо в сустав.

Я не склонен вдаваться в эмоции по поводу верного пса, бросившегося на выручку хозяину. Возможно, он сообразил, что со мной случилась беда, и действительно пытался помочь. Но не исключено, что Ханыч просто играл: в его понимании я куда-то прятался, а он меня оттуда извлекал. В собачий ум ведь не заглянешь…

Как бы то ни было, сгрёб он меня очень даже конкретно. Так, что искры из глаз посыпались уже не от холода, а от боли, по вискам потёк пот, я сразу забыл про свои сведённые ноги и понял, что теперь утону уже точно. Я заорал и завертелся в полынье, пытаясь отбиться от Ханыча свободной рукой… И тут почувствовал, что могучий ротвейлер понемногу выволакивает меня из полыньи.

С той же лёгкостью, с какой его мамка когда-то сдёргивала меня с дивана…

К тому времени, когда с помощью Ханыча я выполз из воды, судорога в ногах успела бесследно рассосаться. Я и не заметил, когда это произошло. Может, клин клином вышибло – помогла зверская боль в локте? Как знать. Вот я сумел закинуть одно колено на лёд, Ханыч проволок меня ещё метра полтора, разжал наконец зубы, я поднялся…

И тут мой спаситель попятился прочь, расплываясь в идиотской заискивающей улыбке, после чего… напустил лужу. Он принял мои вопли и неестественное поведение на свой счёт и решил, что чем-то проштрафился.

Мне некогда было обнимать Ханыча и благодарить за геройский поступок. Я сразу побежал домой. Именно побежал, а не пошёл, потому что дул по-февральски стылый, режущий ветер. Он шуршал снежной крупой и быстро уносил остатки тепла. Бежать было недалеко, но и то, пока я добрался до парадного, мокрая одежда на мне успела заледенеть.

При входе в дом Ханыч за всё хорошее чуть не получил ещё и пинка. Я открыл железную дверь и привычно скомандовал ему:

– Заходи!

Но он, сбитый с толку и отчасти напуганный (где это видано, чтобы я бегом бегал с площадки домой?), стоял, поджимая обрубок хвоста, и не решался войти. Отчего хозяин так тяжело дышит, может, сейчас пришибёт провинившегося щенка?.. Еле я загнал его в подъезд, за ту самую дверь, которую он в своей обычной наглости порывался открывать головой.