Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

В комнате стало тихо. Только ветерок, теплый, влажный, подул с поля, затрепыхал занавеской…

Заснула и Диана. Но сон ее был беспокойным. Она вдруг часто задышала, задвигала носом, задергала лапами… Она шла за зверем, шла, наполненная его запахами, и вдруг залаяла громко, страстно…

Проснулась хозяйка. Подошла, приласкала.

— Ну что с тобой, маленькая? Заболела? Нет… А в чем дело? Сон плохой приснился? Может, и правда для тебя было бы лучше уйти с охотником? Нет. Нет и нет! Он свою собаку замучил… А потом, как я одна? Ты же не бросишь свою хозяйку?

Она снова ушла к себе, и слышно было, как ворочалась, всхлипывала. Диана встала, подошла, ткнулась носом в горячую руку. И эта рука стала ласково перебирать ее шерсть, всхлипывания прекратились. Хозяйка заснула. Диана улеглась около, на полу, и тоже стала засыпать, как вдруг ветерок донес до нее запах. ТОТ запах, что был в рюкзаке у охотника. Правда, пока слабый, далекий. И Диана подняла голову, стараясь приблизить его. Она даже затаи-ла дыхание, чтобы не спугнуть запах. Лапы ее напряглись, и вся она подобралась, вытянулась в струнку, с нетерпением ожидая команды, чтобы рвануться по следу зверя, чтобы гнать его, гнать, помогая себе лаем, заставить пойти кругами, выгнать на охотника… Запах слабел, уходил. А команды все не было. Ну же! И Диа-на не выдержала, рванулась за ним, рванулась с азартом своих предков — чистопородных гончих. Рванулась страстно, неудержимо. Двумя прыжками она пересекла комнату, перемахнула решетку балкона и завизжала отчаянно, потеряв след…

Он жил в областном городе, в обычной жэковской квартире на втором этаже. Был не очень молод, но и не очень стар. Никто из соседей не слышал от него плохого слова, да и видели они его обычно два раза в день. Утром, когда он спешил на работу, и вечером, когда возвращался с работы со своим неизменным портфелем, в котором были ужин и завтрак в виде кефира, сырков и тому подобного…

Вначале Иван Иванович вызывал у соседей подозрение тем, что не задерживался во дворе, не стучал в домино, не пил пиво на углу в «Закусочной». Потому о нем шли разговоры разные — и об алхимии, и о чернокнижии, затем сошлись на тихом алкоголизме. Наконец слухи сами по себе утихли, их не возобновляли даже старушки, мирно моющие косточки всем жильцам дома. Так прошло восемь лет.

Иван Иванович все это время жил счастливо. Он был одинок и доволен судьбой. Когда восемь лет десять месяцев и двенадцать дней назад, ничего не сказав, никого не предупредив, его моло-дая жена уехала с каким-то лейтенантом на какой-то флот, он вздохнул горько, но без злобы, потому как, зная характер своей Инессы, предвидел массу малоприятных моментов в их совместной супружеской жизни.

Нет, он любил Инессу, любил сильно — как любят мужчины-однолюбы — и с радостью вручил ей свои руки и сердце. Но рядом с ней он совершенно терял голову и противостоять ее взбалмошным выходкам не мог. С тоской, но и с реальным пониманием вещей Иван Иванович мысленно поздравил свою любимую, так как определенно знал — ей необходим муж-командир, строгий, решительный. Только так она могла быть счастлива.

Чтобы ничего не напоминало о тех днях и не тревожило раны, Иван Иванович поменял квартиру в этот тихий уголок города. Теперь его жизнь протекает без всяких семейных сцен и переживаний. Утром, в семь часов, Иван Иванович просыпается легко, как ребенок, которому не нужно идти в детский сад, делает легкую физзарядку, выпивает залпом свой легкий завтрак и с легким желудком отправляется на работу.

Свою работу Иван Иванович любит и не мыслит без нее жизни. В лаборатории завода, где он числится по штату старшим инжене-ром, разрабатываются схемы различных роботов. Ко всем робо-там — и к роботам-гигантам, и к роботам-малюткам, и к роботам обыкновенным — Иван Иванович имеет прямое отношение и испы-тывает такую отеческую нежность, что знает схемы назубок, и даже, сняв очки, на ощупь может определить все их болезни-неисправности. С роботами он готов возиться круглые сутки и даже больше, с досадой реагируя на обеденный перерыв, а на конец рабочего дня тем более…

В столовой и на проходной завода Ивану Ивановичу прихо-дится буквально протискиваться сквозь строй разноцветных жен-ских глаз, которые непременно и пристально разглядывают его даже тогда, когда рубашку стирал не он сам, а соседка, живущая на первом этаже, — тетя Даша. Эти глаза его здорово смущают, он чувствует, как напрягаются предохранители его нервной систе-мы, потому снимает очки и торопится к своим роботам и техни-ческим журналам. Он не тщеславен и понимает, что некрасив, что женщины ищут в нем не достоинства, наоборот, они стараются определить незащищенные места в его жизненной цепи, изъяны его схемы, чтобы сделать его не таким счастливым, как он есть на самом деле. Но его собственная система защиты работала надежно, поэтому и только поэтому он прожил легкой, счастливой жизнью восемь лет десять месяцев и двенадцать дней. А на тринадцатый день…