Леонид Кокоулин - Затески к дому своему

– Так не годится, – сказал Алексей Николаевич. – Давай-ка его на заднее сиденье, а сам садись рядом. – Положил офицера между сиденьями, скрутил ему руки. – Может, за пьяного сойдет.

Алексей Николаевич достал карту, развернул.

– Мы находимся вот здесь, – показал он, – позиции, можно сказать, рядом – но нам туда соваться не стоит. Вот перемычка дороги, через которую можно попасть на старый наш след. Но тут опять заградительная зона…

А мне все хотелось спросить, почему провалилась операция. Но Алексей Николаевич сам заговорил:

– Я сразу понял, когда пересадили нашего шофера. Офицер, – кивнул на заднее сиденье Алексей Николаевич, – доложил, что штаб заседает в другом месте и они проводят нас под охраной.

– А дальше, папань, – поторопил Гриша.

– Значит, так, поломали мы головы, как пробраться в объезд городка на нашу дорогу, и, только стали выезжать из тупика, немец с заднего сиденья спросил по-русски: «Куда вы меня везете?» Я аж как от пули пригнулся.

– А куда бы вы хотели? – спросил немца Алексей Николаевич. – Давайте договоримся.

– Вас выдало незнание, – сказал немецкий офицер, – что полковник Манн никогда не выходит из машины правой ногой. А так поразительное сходство.

– Не помню, что еще говорил офицер, но он обещал назвать человека, который выдал операцию.

– Папань, а этот немец назвал предателя?

– Назвал. И Алексей Николаевич приказал мне запомнить его фамилию и доложить кому надо, и тоже назвал фамилию, кому доложить. Но, думаю, это теперь нам без надобности – держусь за гранату. Алексей Николаевич приказал офицеру сесть на место шофера, повернул машину с дороги и, смекаю, в объезд повез. И дорога не набитая – леском едем. Показались костры. Немец остановил машину. «Не думал, – говорит, – что здесь охрана, и пароль не знаю»… Стоим. Разрешите, говорю, Алексей Николаевич, разведать обстановку? Ступай, говорит. Подобрался я к кострам, хорошо различаю солдат, ближе ко мне два офицера, один дремлет. Понимаю, от огня-то им меня не видно. Встал, пересчитал ящики, катушки с проводом, мотки колючей проволоки, одним словом, все приметы засек. Было развернулся, но тут офицер встает и направляется ко мне, на ходу расстегивает штаны. Я так и присел за кустиком. Ага, думаю, иди, иди. А он чуть мне на нос не сел… Тут я его… принес к машине, пихнул на сиденье, вынул из его рта кляп. О чем Алексей Николаевич с ним договаривался, не знаю. Вывел нас этот немец к окну, через которое мы въезжали. Меня вернули в казарму. Перед этим Алексей Николаевич сказал, что очень нужного человека взял. На другой день мы вошли с боями в Оршу. Меня представили к Золотому Кресту и дали старшего унтер-офицера да и на побывку домой отпустили. «Поезжай, – говорит Алексей Николаевич, – голубчик, даст Бог свидимся». Так уж получилось – не свиделись.

Анисим умолк, а Гриша скоро засвистел носом, раскидался во сне, но Анисиму разбередили душу воспоминания. Через трубу слышно было: совсем рядом волк. И ему ответил другой голос, протяжный, заунывный и тоскующий. И тот первый волк, повременив, поднял ноту, и, казалось, если не за порогом, то под спуском на речке. Анисим осторожно слез с нар, не потревожив Гришу, ощупью взял ружье и, не скрипнув дверью, вышел. Черные тени смещались к порогу. Небо вызвездилось, месяц завис над лесом, опуская зыбкий холодный свет. Тени лежали на снегу четкие, словно их выткали из черных ниток.

Звуки отдалялись, и Анисим зашел в зимовье. Лег на пригретое место и, засыпая, слышал то ли возню на речке, то ли в распадке напротив. Кого-то рвали. Доносился и радостный, и угрожающий, и победный рокот волчьей стаи.

Гриша проснулся рано, свесил с нар голову, отец уже сидел перед топкой весь в красном от огня.

– Не ложился, папань? – Гриша надернул бродни и на улицу. Вернулся с клеткой.

– На, смотри, – поставил на свет Гриша клетку. В клетке метались две белки.

– Хороший улов, – заглянул Анисим. – Только как понесем? Столько поднабралось: и рыба, и орех, и шмутье не бросишь… В пору хоть сани делай…

– По речке побежим.

– Так оно так, Григорий, а ну как не в Байкал, а в другую речку повернет… Мы уж с тобой прикидывали… выходит, мять горы придется.

– Волка поймаем – впряжем.

– Так-то разве… осталось поймать.

– Сбегаем, посмотрим, может, сидит.

Позавтракали холодной отварной рыбой и горячим чаем с сухарем, и Анисим развел в котелке известку. Встали на лыжи, котелок в котомку. Как только спустились к речке, резкий пронзительный хиус больно ожгнул уши, защипал щеки. В морозном тумане дремала речка. Предрассветные сумерки и туман застили берега, стояла густая непроницаемая тишина. Только на набитой, ознобной лыжне храпали вразнобой лыжи. И этот нахрапистый ширк, вызываясь, вяз тут же, рядом, в прибрежном лесу. Гриша шел и неотступно видел отца с Золотым Крестом и седенького полковника Алексея Николаевича, немецкую машину и в ней начиненного взрывчаткой отца… Гриша не заметил, когда ему отец уступил дорогу, и он обошел его. И только как повернуть от отстоя на волчью тропу, понял, где он и зачем тут.