Леонид Кокоулин - Затески к дому своему

Гриша не мог уловить связи между сказанным отцом и сегодняшней жизнью. Куда тогда все подевалось? И дом крестовый, и лошади. Но спросил о другом.

– Если Бот в нас, зачем тогда маманя просила Боженьку дать ей силы? И хранить нас?

– Вера, сын, опора жизни на земле. По-другому и не скажешь. – Анисим расстегнул рубаху, осторожно снял на тесемке иконку и подал Грише. Гриша взял теплую тяжелую металлическую пластинку. Он и на ощупь ее знал. С закрытыми глазами видел, как всадник на коне копьем змею колет. Отец надевает ее только в дорогу, а так она лежит за материнской иконой на треугольнике в углу.

– Это благословение моей бабушки, когда я уходил на японскую, она мне надела Егория Победоносца. «Не снимай в бою, – увещала бабушка. – С ним и прадед твой, Роман Антонович, и дед твой, Аверьян, муж мой, и твой отец, сын мой, Федор, в ратном деле преуспевали и хранимы были Егорием Победоносцем».

Анисим провел по иконе пальцем.

– Вмятину нащупал? – спросил сына.

– Палец входит, как в наперсток.

– Пуля угодила.

– Да ну! – вскинулся Гриша.

Каждый раз он искренне восхищенно удивлялся, хотя знал эту историю с того момента, как себя помнить стал. Знал он и историю царапины. Но еще хотелось услышать.

– А тут еще есть шершавина, царапина.

– Это прадеда твоего, Аверьяна, турок копьем достал. А поменьше ссадина – это в четырнадцатом под Варшавой шрапнелью садануло, – протянул руку Анисим за иконой. – Вот оно как, сын. – Анисим надел иконку на шею, помолчал и снова заговорил: – Егорий Победоносец смерть отвел, на себя принял. Совпадение? Случайно? – спросил себя Анисим. И сам же ответил: – Нет, сын. Богом живем, Богом и возвеличиваемся.

– И маманя говорит – Бог милостивый, а зачем тогда карает?

Непросто было ответить Анисиму.

– А как бы ты хотел нечистую силу укротить в человеке? – с вопроса начал Анисим. – Если Бог отступится, бес вселится, и нет человека. Сатана взял верх.

В подтверждение своих слов Анисим рассказал, как ополоумел народ – сын на отца пошел…

Как бы это Гриша пошел на своего отца да еще с вилами? Гриша прижался к груди отца и, чтобы отогнать страшное видение, спросил:

– Ты, папань, не досказал, как мы попали на Сплавную. На Байкал-то я помню, пароходом.

– Да, – спохватился Анисим, – было у нас у отца, твоего деда Федора, шестеро сыновей и две дочери. Вернулись в отчий дом с мировой войны в четырнадцатом году я и мой старший брат Афанасий, дома был дед мой Аверьян, отец еще дослуживал. Старшая сестра Анисья вышла замуж. Младшая с дедом хозяйствовали. Но и мы с братом тут подпряглись. Пошло хозяйство опять в гору. Решили меня женить, а я уже давно присмотрел Евдокию. Дядя Агафон чистокровну красавицу кобылу привел. Жить бы да не тужить. А тут – гражданская война приспела. Такая началась заваруха… Кто кого… понять невозможно. Красные, белые, колчаковцы, каппелевцы… хлещутся… Раз Гераська, соперник мой из соседней деревни – откуда я брал Евдокию, в красные пошел, то я – в белые.

Гриша от неожиданности даже сел на своей постели. Он всегда считал отца красным, и сам Гриша, когда играли в войну с ребятами, всегда шел за красных.

– Ты что-то, папань, не то говоришь.

– Не оговорился я, сын. Так оно и было. Как на исповеди. Это вроде как край на край сходились. Раз Гераська за красных, кому-то надо и за белых.

– Ну и ты бы за красных, – подсказал Гриша.

– Не знаю, сын. Говорю как есть, а иначе какой смысл… А вот старший брат, твой дядя Афанасий, воевал на стороне красных, был командиром. Может быть, из-за него и меня после не тронули. Не знаю, если бы довелось, как бы мы с братом встретились в бою. Был на моих глазах случай, когда старший младшего изрубил в капусту. Когда сын отца повесил… А за что?.. То-то и оно… Пришли люди в себя, Бог надоумил – опять взялись за плуг. Афанасий уехал в город на казенную службу, а мы с отцом и дедом хлеб растить, Россию поднимать из нищеты и развалин. Только встали на ноги, а тут колесом по нам.

– Поезд, что ли? – испугался Гриша.

– Поезд… – засмеялся Анисим. – Подмели все до зернышка в амбарах, скот, какой был, согнали в общий гурт, а нам подводу на двор. Выстроили вдоль деревни обоз по сибирскому тракту головой на восток, наши же деревенские с ружьями и погнали. Кто в чем был. Дед Аверьян успел плуг на телку забросить да два мешка ярицы из колодца поднял, сеном привалил, а на мешки мать с тобою на руках посадил. Загнали нас на Ангару, в дремучий лес. Ну, думаем, край света.