Анатолий Онегов: На Чулышмане

Я долго не спал и по звездам старался угадать завтрашний день. Каким он будет?.. Если вершины гор откроются тебе утром в пуховых шапках облаков, оставшихся с ночи, и долго не будет солнца, то к берегу подойдет хариус, а таймень останется на ямах. Но если облака не задержатся у вершин и солнце еще утром заглянет сюда, то хариус отойдет от берега, встанет за камнями посреди потока, и тогда из ям на струю выйдет таймень в надежде подхватить какого-нибудь хариуса, сбитого течением.

Мне было очень важно знать, что будет завтра, чтобы начать и завершить свою завтрашнюю охоту так, чтобы она запомнилась надолго…

Нет, я не стану подниматься раньше своего спутника, тайно уходить от него, я дождусь, когда он отправится в путь, и пойду в другую сторону – я хочу завтра побыть в одиночестве, побыть среди гор, около горной воды так, как мечталось мне целый год после первого свидания с Чулышманом.

То первое свидание было до обидного коротким – мне были отпущены лишь последние минуты скоропалительного осеннего вечера, ночь и недолгое утро (вечером мы спустились к Чулышману, ночевали на его берегу, а рано утром продолжили свой путь по горам), но даже этой короткой встречи хватило мне, чтобы унести с собой особое чувство от соприкосновения с дикой силой и страстью этого горного потока.

Я помнил о Чулышмане всю зиму и нередко как завороженный повторял про себя географию чулышманской долины: Балыкча… Кокпаш… Кату-ярык… Чодро… Язулу… А чуть позже, когда познакомился я с описанием реки, мои зимние молитвы Чулышману пополнились такими подробностями: «…берега – голые, мрачные скалы; местами с них падают белые нитки водопадов… река здесь почти полностью перегорожена огромными скальными обломками… русло забито крупными валунами…»

Эти молитвы горной реке, которой я бредил, могли бы так и остаться молитвами, если бы не фантастическое совпадение моих молитвенных желаний с вполне реальным желанием одной богатой организации видеть меня именно вдолине реки Чулышман. Словом, путь к новому свиданию был открыт. Об этом мне стало известно еще весной, но поездка, как и в прошлом году, планировалась как раз на то время, когда ранняя горная зима готовится сменить горную осень и когда кочевые горные тропы оживают отарами, стадами и табунами, спускающимися с гор.

Конечно, я готовился к этой поездке. Готовил и снасть, чтобы встретиться не только с хариусами, но и с тайменями, которые, по словам авторов некоторых работ, посвященных Горному Алтаю, достигали здесь чудовищных размеров.

И такая снасть была у меня – мощная, точная, готовая, казалось бы, принять на себя безумие любого жителя тайных речных и озерных глубин. Я держал в руках этот крупнокалиберный спиннинг и казался себе в этот момент чуть ли не легендарным батыром.

Но так уж устроено у меня: я никогда не получал удовольствия от громких побед и богатых трофеев. Вот почему я и не мог видеть в Чулышмане врага, а влице его мирных обитателей – вражеское войско. Поэтому-то батырство, ощущаемое при виде слишком солидной снасти, меня и насторожило. Прав или не прав был я на этот раз, только мощный фирменный спиннинг остался вМоскве, а впоездку на Алтай я взял с собой небольшое одноручное удилище, выпущенное в ГДР и оснащенное легонькой катушечкой, привезенной кем-то из Японии и приобретенной мною вкомиссионном магазине. На удилище черным по белому стояло: «Снасть предназначена для блесен весом не более 18 граммов», что меня вполне устраивало.

Конечно, я предвижу снисходительные улыбки той части своих читателей, для которых трофей посолидней – цель рыболовных походов. Мол, что делатьна легендарном Чулышмане с такой потешной снастью, когда взять тайменя можно лишь на особые, тяжелые блесны!

Тяжелые блесны были и у меня, я делал их сам и умел ими ловить, но со мной на Алтай улетала лишь небольшая коробочка – набор блесен, подаренный мне лет пятнадцать назад. Эти блесны были привезены из Финляндии и тогда казались мне не охотничьей снастью, а игрушкой-сувениром – так они были изящны, легки и красивы рядом с теми увесистыми «железками», которыми по старинке еще пользовались мы.

Среди блесен-игрушек были в наборе и крохотные мепсы-лепестки, придуманные во Франции, были блесны, созданные финскими и шведскими фирмами, была и чудная эмалированная блесна с небольшим белым тройничком – она была самой тяжелой и весила как раз 18 граммов, с которыми мой спиннинг еще мог успешно справляться. Но пока все эти блесны лежали у меня, как говорится, без дела. Я почти не ловил на них, боясь потерять, и берег на тот случай, если судьба сведет меня с какой-нибудь сказочной рекой, в которой будут не менее сказочные рыбы. Так и велось у меня: этот набор-коробочка ждал своего звездного часа.