Рудольф Самош - Кантор идет по следу

Началось с того, что билетер никак не хотел пускать овчарку в парк, по после объяснений хозяина все же пустил. Когда же ребятишки захотели покататься на американских горах, билетер ни в какую не соглашался впустить овчарку в вагон, и сделал это он только после обстоятельного объяснения Чупати о том, что это не обычный пес, а заслуженная, дрессированная овчарка.

Они вошли в маленький вагончик и уселись на скамейку. На первой скамейке сели оба сынишки старшины а на второй — Кантор и хозяин.

Когда вагончик начал, набирая скорость, взбираться на первый подъем, Кантор не почувствовал ничего особенного. Он спокойно смотрел по сторонам, любовался раскрывающейся перед ним панорамой большого города. Его не отвлекали даже крики и визги тех, чьи вагончики неслись уже вниз.

Перед глазами вырастала широкая панорама города, окруженная венцом невысоких гор. Вдруг совершенно неожиданно земля стала уходить из-под лап Кантора.

Сначала овчарке показалось, что она парит над городом, но в тот же миг Кантор почувствовал, что падает с огромной скоростью вниз. Сидевшие в вагончике пассажиры завизжали. Кровь отлила от лап Кантора п прилила к пояснице; ему казалось, еще мгновение — и настанет конец.

И тут Кантор почувствовал на шее руку хозяина. Ничего не понимающий пес смотрел прямо перед собой на затылки сидевших впереди него ребятишек. А через секунду кровь опять прилила к лапам, вагончик снова стал карабкаться в гору. Падения и взлеты, сменяя друг друга, продолжались до тех пор, пока вагончик не остановился на том месте, где они в него садились.

Кантор встряхнулся.

— Ну что, понравилось? — поинтересовался хозяин.

Детишки начали упрашивать отца, чтобы он купил билеты еще на один круг. На этот раз Кантор перенес поездку уже спокойнее, не теряя достоинства и чести.

Затем ему пришлось познакомиться с огромным движущимся колесом и подземной дорогой, которая петляла по пещерам. Тут уж пес не выдержал и при виде бабы-яги громко залаял.

— Ну, как идут у вас дела? — поинтересовался однажды капитан Шатори у старшины.

— Дела? — переспросил старшина. — Ничего, идут.

— Что значит «идут»?

— Говорю идут, — значит, идут.

— У меня нет желания шутить, забот хватает и без того.

— Ты что, шуток не понимаешь? Если я говорю ничего, значит, мы готовы идти на любое задание. Некогда нас на неделе по два раза посылали на задание, а теперь сидим без работы.

— Брось ты это, — махнул рукой Шатори. — Будь наготове, никуда не отлучайся из комнаты дежурного.

Чупати смерил капитана недоверчивым взглядом и невольно вспомнил майора Бокора.

«Видно, стоит только человеку стать начальником, как он может сразу испортиться», — подумал старшина.

Приняв стойку «смирно», он по-уставному попросил у капитана разрешения выполнять задание.

Капитана Шатори беспокоило то, что он и его группа непосредственно находились в подчинении двух начальников: с одной стороны — центрального управления полиции, с другой — управления будапештского уголовного розыска.

— Вы у нас новенькие, вам и работать, — полушутя говорили Шатори коллеги, вместе с которыми он некогда учился в офицерской школе и которые теперь работали в столичном уголовном розыске. От подобных замечаний у капитана пропадало желание шутить. Он знал, что многие сотрудники управления смотрели на его группу как на чудо, не веря в то, что какой-то пес может заменить хорошего следопыта.

Время, отведенное им для переподготовки, кончилось, и капитан понимал, что в любую минуту его группа может получить первое ответственное задание. Каким оно будет? Этого не знал никто. Не знал капитан и того, как поведет себя Кантор в новых, городских условиях.

За последнее время капитан перечитал много специальной литературы, стараясь как можно лучше разобраться в психологии животных, а это было делом нелегким. Шатори понимал также, что именно ему придется определять круг заданий, которые способна решить служебно-розыскная собака.

Если овчарка не справится с каким-то определенным заданием, это будет не только ее провал, но и провал начальника особой группы, то есть его собственный. И тогда возьмут верх те, кто считает, что ни одна овчарка не сможет сделать то, что делает человек.

«В любом провале виноват я буду сам», — думал Шатори.

Чупати сидел на большом камне возле загородки, отделявшей бокс Кантора. Время было послеобеденное, и яркие солнечные лучи раскалили воздух. Было так жарко, что старшина расстегнул воротник кителя. Неподалеку от Чупати на лугу резвились дети. При одном взгляде на них старшине стало не по себе: его мальчишки были от него далеко и лишь изредка приезжали навестить отца.