Юрий Чернов - Верное сердце Фрама

Линник хотел было отвести душу на строптивой собаке, но начальник остановил его:

— Садовая голова, разве не видишь, что он вожак?! Оставь его в покое!

Итак, упряжка была готова. Линник закурил, начальник сел в нарту, раздалась зычная команда:

— Впе-ред!

Фрам рванулся, натянув постромки. Увы, нарта не шевельнулась. Вожак обернулся. Вместе с ним пытались тянуть Варнак и Пират. Остальные собаки лежали, словно команда их не касалась. Тюлька, озябнув, свернулась калачиком. Рядом спиною к Фраму лежал Пегой — пушистый архангельский пес. Это было уж слишком! Такого непочтения к вожаку Фрам на своем веку не помнил. Он вонзил в лежащего клыки, Пегой вскочил, скуля и не понимая, за что такая немилость.

Фрам изрядно поработал клыками, прежде чем догадался, что старается зря, что в его упряжке пять ничему не обученных, ни к чему не пригодных собак.

Люди долго бились, перепрягая лаек, пока не поняли: Тронтгейм — поставщик из Тобольска — прислал ездовых собак; господин Вышомирский — поставщик из Архангельска — оказался жуликом и продал дворняжек.

В конце концов упряжку укомплектовали из тобольских лаек. Нарта понеслась по льду, припорошенному снегом, в ушах у Фрама засвистел ветер, ярость бега и лай настигающих упряжных гнали вперед и вперед. И надо же было на полном ходу врезаться в ропак — одинокую льдину, стоявшую ребром на ледовой равнине.

Заскрипели ремни, изогнулись упругие нарты. Начальник повалился в снег. Вожаку следовало остановить упряжку, но разве ее остановишь, если нарты, ставшие совсем легкими, несутся, как на крыльях, за спиной — разгоряченное дыхание собак, а позади, осатанело лая и сокращая разрыв, мчится свора архангельских дворняжек. Их не привязали, не отвели в клетки, потому что не знали еще их воинственного нрава, и они решили показать на что способны.

Инстинкт указал Фраму направление — вожак повел упряжку к дому, к «Святому Фоке», вздымавшему над льдинами высокие мачты. Возле корабля свора настигла нарту. Началась потасовка!

Первого атакующего Фрам сбил своей широкой грудью и загрыз бы — помешали ремни. Второму досталось тоже несладко — он отскочил, скуля и обливаясь кровью.

Но в своре было собак пятнадцать-семнадцать. Кто-то уже вцепился в заднюю лапу Фрама. Две или три дворняги наскакивали с боков.

Воевала вся упряжка. Пирату оторвали ухо. Варнак повалил и рвал в клочья грязно-коричневого кобеля.

Перед Фрамом корчилась на снегу архангельская лайка с распоротым брюхом, но и он был уже не на шутку изранен — глаз затёк, хрустнула кость на задней лапе, морда была в крови.

Люди подоспели не быстро. Теряя сознание, как во сне, Фрам слышал их голоса, видел начальника, поднявшего его на руки и бросившего Линнику:

— Кажется, живой.

Больше Фрам ничего не помнил.

Начальник экспедиции Георгий Яковлевич Седов принес Фрама к себе в каюту. В укромном углу он постелил палаточный брезент и, уложив умирающего пса, велел позвать судового лекаря.

Доктор грузно присел на корточки, ощупал кости, посмотрел на лужицу крови, натекшую на брезент, безучастно крутнул головой:

— Скотина, наверное, сдохнет.

— Это не скотина! — Седов раздраженно повысил голос. — Это ездовая собака, Павел Григорьевич.

Почувствовав, что рассердил начальника, доктор засуетился, промыл Фраму затекший глаз, смазал раны, перевязал заднюю лапу; приподнял голову, но едва отпустил — она безжизненно свалилась на брезент.

— Разрешите пса убрать отсюда?

Начальник поднял злые глаза и махнул рукой: идите, мол. Лекарь удалился. Седов постоял возле Фрама в тягостном раздумье. Тело собаки едва заметно колыхалось от слабого дыхания. Она даже не скулила от боли.

Георгий Яковлевич отошел к столу. Его удручало не только то, что лучший пес из упряжки, может быть, никогда не подымется на ноги, его угнетала мысль о непригодности половины купленных собак. А без собак рухнет все предприятие! Не людям же тащить нарты к полюсу…

Минувший день встал перед ним во всех подробностях: и как не клеилось дело с упряжкой, и как Фрам отстоял свое право быть вожаком, и как уверенно повел тобольских лаек. И, наконец, кровавая грызня собак, первые жертвы…

Что же делать с этими архангельскими дворнягами? Ждать, пока не сожрут весь корм и не перекалечат ездовых лаек? Не избавиться ли от них? Или все-таки попытаться обучить их езде в упряжке?

Седов с тоской посмотрел на Фрама, словно от него одного зависело, дойдут ли нарты до Северного полюса.