Аскольд Якубовский - Браконьеры

— А если по голове? (И помотал ведром.) Если по черепушке? (И волосы его шевельнулись.)

Он стал подходить к Малинкину.

Медленно подходил. Щурился, целил глазом: ему хотелось грохнуть Малинкина по голове ведром. Нет! Это опасная глупость. Лучше пугнуть его.

…Малинкин пятился.

— Убью! — взревел Владимир Петрович (а сидевшее в нем трезвое смеялось). Крик его пронесся и, странное дело, с собой понес Владимира Петровича.

Пришло нежданное. Не собирался драться Владимир Петрович, но Малинкин побежал от него к лодке. Бежал так валко и безобразно, что Владимир Петрович не удержался, метнул ему в ноги ведро. Оно с гулом подсекло Малинкина, и тот упал на спину, вздев черные пятки.

Ведро катилось к воде. Владимир Петрович побежал охватить, пока оно не ушло в воду. Так, мимоходом, он лягнул Малинкина в бок. И вдруг темный восторг охватил его.

Владимир Петрович стал бить Малинкина.

Он сразу пресек попытку Малинкина удрать — пихнул его на песок. Затем стал вколачивать ногу в малинкинские бока, в дряблый его живот. Пинал и спрашивал:

— А в почку хочешь?… В почку хочешь?…

— Уйди, — хрипел Малинкин. — Убьешь…

«И убью…» Владимир Петрович сгреб Малинкина и мокрого, осыпанного песком пихнул в лодку. Толкнул ее.

Лодка двинулась в туман. Малинкин сидел, держа бока. Лицо его озабоченное. Он прислушивался к чему-то в себе.

— Вот, помочусь кровью, — сказал он с упреком Владимиру Петровичу.

Разгон, приданный лодке, был силен: она вошла в уплывающий туман и скрылась в нем. Владимир Петрович крикнул вслед:

— Пикнешь, с потрохами съем! Все наружу выверну, малявка лупоглазая!

— Бандит, — отозвался Малинкин.

— Дрянь ползучая! — заорал Владимир Петрович.

Он умылся и успокоился. Да и неотложное дело ждало. Он занялся рыбой: снимал ее с крючков. С ершами не церемонился: наступал пяткой и выдирал крючок с жабрами и кишками.

— Черт их знает, как заглатывают, — ворчал он.

Так добрался до кастрючков. Они были ничего, энергичные. Владимир Петрович смоделировал ход малинкинской дремучей мысли. Тот, конечно, уверен: выкинет он кастрючков от греха в воду. Сначала так и хотел — не брался за них, авось уйдут с крючков. Но теперь он возьмет и употребит кастрючков. Обоих.

А хороши… Один кастрюк был на полкило, другой — верных два. Владимир Петрович засмеялся и сказал:

— Съем! Так их, Калинкиных-Малинкиных!

Сказал и оглянулся — никого нет вокруг? Он был один, только чернявый куличок бегал на своих красных ходульках. Взглянул на часы — шесть.

Пора завтракать.

Владимир Петрович не стал вынимать другие переметы, он спешил сварить уху: и соскучился за неделю, и деликатная это рыба — кастрючки. Следовало торопиться. Сначала надо ершей, как есть, в соплях, сунуть в кипяток. Когда сварятся, отцедить их и в отвар запустить кастрючка, да лаврового листика, да перчика, да пару картофелин. (Под ложечкой засосало, рот наполнился слюной.)

— А другого изжарю! — крикнул Владимир Петрович.

Эта мысль вдохновила Владимира Петровича. Нечто парящее появилось в нем. Не чувствуя веса, он засуетился. Туда-сюда, туда-сюда бегал Владимир Петрович.

С котелком — по воду, в лес — за дровами.

Повесил котелок и, встав на четвереньки, раздул костер.

Кастрючков Владимир Петрович, чтобы не уснули, обложил крапивой, ершей ополоснул. Как есть, непотрошеными, побросал их в котелок: забулькало, зашипело, разлился вкусный запах, обнял каждую жилку на листиках.

Когда глаза ершей побелели, Владимир Петрович сцедил навар и выбросил в кусты разваренных ершей. Снова повесил котелок на огонь. И взялся за кастрючков.

Сладость такой ухи заключена в возможности сунуть еще живую, шевелящуюся рыбу в кипяток. Секунды решают дело!

Так — промахнешься, и получится хлебово, попадешь в точку — божественная еда, надолго врезающаяся в желудочную память.

Владимир Петрович распял осетрика. Для этого употребил вилку. Выдрал потроха. Перевернул, снова пронзил вилкой и сострогал спинные и боковые жучки.

И кровоточащую, бьющуюся, он бултыхнул рыбу в котелок.

Осетрик выгнулся, умер и поглядел на него белыми глазами.

Часов около девяти (стали холодеть тени) подошел теплоход «Буран». Он опаздывал и причаливал торопливо, прижимая струю к дебаркадеру. Матрос, смахивающий на Ваньку-Контактыча, прыгнул на дебаркадер и стал приматывать канат.

С грохотом упал окованный в железо трап.