Евгений Спангенберг - Встречи с животными

— Зачем вы так много чаек набили? — спросил я, подойдя к охотнику.

— А вам-то, товарищ, какое дело!

— Ведь чайка — не дичь!

— Я спортсмен, хочу отвлечься от служебных забот, пострелять немного, и, прошу вас, оставьте меня в покое.

И всем своим видом подчеркивая, что не желает продолжать объяснения, он вполголоса обратился к сопровождавшему его леснику:

— Этот товарищ, наверное, в любой день на охоту имеет возможность поехать. А тут раз в два месяца вырвешься, и вот, извольте радоваться, на какого-то чудака нарвешься. Не обязан я каждому ответ давать о своих поступках.

С этими словами «охотник-спортсмен» повернул обратно. Следом за ним пошел и лесник, неся в руках связку убитых чаек. Потом издали я видел, как у легковой машины, провожая гостя, суетились лесник и его жена. Когда все утихло и машина скрылась за сосновым мелколесьем, мне поневоле пришлось исправлять небрежность постороннего человека. Я вынужден был добить шесть подраненных чаек: с перебитыми крыльями они безуспешно пытались подняться в воздух.

Не заходя в сторожку, я направился к станции. Мне не хотелось встречать знакомого лесника. Можно охотиться ради промысла, можно и со спортивными целями, и лес рубить тоже можно, но все надо делать с умом, по-хозяйски. Из родной страны гнать огнем и мечом нужно врага, а не родную природу.

На другой день незадолго до захода солнца мы возвращались с Толей обратно. «Кукушка», выбрасывая клубы белого дыма, опять то медленно вползала на крутые подъемы, то с грохотом скатывалась в лесные лощины. Уходила назад тайга; местами здесь и там дымились лесные пожары.

Прошел год. В следующую весну я вновь посетил Вербовку и продолжал изучать птиц в бассейне Большой Уссурки. К сожалению, на этот раз мне пришлось совершать экскурсии в одиночку. Толька подрос, работал в колхозе на тракторе, и ему было трудно вырываться на охоту даже по воскресеньям. Но вот однажды у моего юного приятеля выдался целый свободный день. Еще с вечера уложили пожитки, привели в порядок ружья и на рассвете отправились через болото к ближайшим сопкам. Хотелось глубже проникнуть в тайгу, пересечь водораздельный хребет и выйти к притоку Большой Уссурки реке Малиновке.

Долгий день в летнее время, кажется, не будет ему конца. Пользуясь этим, мы шли не спеша, останавливались, подолгу вслушиваясь в лесные звуки. И вот на одном глухом участке тайги я услышал голос какой-то незнакомой небольшой птицы и невольно насторожился. Казалось, что за все время моих странствий я слышу его впервые.

— Кто же это может пищать? — шепотом обратился я к своему спутнику. — Чей это голос?

Но Толя в недоумении пожал плечами.

— Первый раз слышу, — так же шепнул он мне на ухо.

Проверив ружье, я медленно и осторожно пошел на звуки. Но они стали доноситься из двух точек. Безусловно, здесь была не одна, а по меньшей мере две птицы, и они перекликались между собой. Раздался выстрел, потом долго продолжались поиски, и, наконец, в моих руках оказалась небольшая коричневая птичка. «Что же это такое? Неужели таежная овсянка?» — осматривал я со всех сторон ее оперение. Впервые я встретил ее на Большой Уссурке, причем не в хвойной тайге, где наблюдали ее предыдущие исследователи, а среди старого широколиственного леса.

— Толя! Необходимо добыть вторую овсянку, — обратился я к мальчугану, передавая ему ружье. Вторая птица где-то поблизости.

Я уже говорил, что Толя, несмотря на возраст, был настоящим охотником. Каждый шаг на охоте он делал обдуманно, осторожно и почти всегда точно выполнял мои поручения. И сейчас парнишка деловито обошел небольшой участок леса, внимательно всматриваясь в густую листву деревьев, потом подошел ближе ко мне и, прижавшись к стволу развесистой липы, стал слушать.

Тихо было в тайге. Только на вершинах великанов деревьев, напоминая звон серебряных колокольчиков, перекликались подвижные птички-личинкоеды да где-то внизу, на склоне сопки, деловито стучал по пустому стволу беспокойный дятел. Я стал снимать шкурку с добытой птички и краем глаза следил за Толей.

Вдруг грянул неожиданный выстрел. Волна воздуха полыхнула в лицо, ударила в уши. Шкурка убитой овсянки, ланцет и ножницы полетели куда-то на землю, в валежник.

— Во что ты стреляешь? Ведь ты меня оглушил! — зажав правое ухо, как ужаленный, вскочил я с лежащего дерева. На одно мгновение позади себя увидел какого-то длинного гибкого зверя, он мелькнул меж деревьев.