Барри Крамп - Залив

Такая охота может показаться немного жестокой. Я добывал много кенгуру, оленей, кабанов, и мне до сих пор становится не по себе, когда я подраню животное. Поэтому я стараюсь выследить его и прикончить. Но мне никогда не приходилось слышать о подобных переживаниях по поводу крокодилов. Есть в них что-то неприятное, злое, и поэтому жалости к ним не испытываешь.

На следующий день Дарси сказал мне, что, если попасть крокодилу в нос и повредить дыхательный клапан, он не может находиться под водой и захлебывается. Ему приходится выползать на берег. Так же поступают больные или тяжелораненые крокодилы. Поэтому я должен попробовать попадать в нос тем крокодилам, которых не подстрелил накануне. Нам не хотелось оставаться долго у лагуны и ждать, пока все крокодилы всплывут на поверхность.

На этот раз я забрался на дерево: стрелять оттуда удобнее, а крокодилы меня не видели. Любое движение на берегу в этой равнинной местности заметно на фоне неба, а у крокодилов невероятно острое зрение. Мне надо было попадать в самый кончик крокодильего носа — в цель величиной с монетку. Многие пули пошли за молоком. Но когда я попадал, было на что посмотреть: крокодил с шумом исчезает под водой, как и те, по которым я промахивался, но спустя несколько секунд всплывает, выставив морду из воды, мечется, делая круги по лагуне, а потом выползает на берег. Я покричу Дарси, и он подплывает на лодке и приканчивает его из своей винтовки, которая иногда давала осечку.

Случалось, что пуля только заденет нос крокодила и он нырнет и зароется головой в ил на дне лагуны. А потом, когда я уже махну на него рукой, выскакивает на поверхность воды. Когда Дарси подоспевает к нему с гарпуном, он ныряет снова, но стоит Дарси отъехать, как крокодил опять всплывает. Это повторяется снова и снова, пока Дарси не воткнет в него гарпун. А как крокодилы кусают веревку! Не хотел бы я, чтобы в воде на меня напал даже пресняк. Надежды на спасение было бы мало. У Дарси есть теория, согласно которой пресняки неопасны для человека только потому, что невелики по размерам.

— Соляник футов десять длиной тоже не опасен для людей и скота… как правило.

Прошло несколько дней, прежде чем крокодилы начали всплывать, но времени мы даром не теряли.

— Давайте поговорим, — начнет бывало Фиф, стараясь использовать вынужденное безделье.

— О чем? — спросит Дарси.

— Расскажите нам о реках, — скажет Фиф.

И Дарси рассказывает нам о реке Ропере, или Лиммен-Байте, или о какой-нибудь другой, в которой водятся крокодилы.

Он проучился два года в университете, пока война не перевернула его жизнь вверх дном. Его забрали в солдаты, когда ему было семнадцать. Не знаю, на чьей стороне он воевал, но, насколько можно понять из его рассказов, ему приходилось где-то патрулировать и кого-то брать в плен. Кажется, он и сам бывал ранен и попадал в плен. Потом он дезертировал, был судим военным трибуналом и прощен, вместо того чтобы получить медаль за какой-то героический поступок.

За десять лет, прожитых у залива, он узнал Австралию с самых разных сторон гораздо лучше, чем знали ее мы. Вот и подумаешь… Во всяком случае у нас было меньше времени, чем тем для разговоров, но всякий раз мы сворачивали на крокодилью охоту. Мы так и не узнали, что же заставило Дарси заняться охотой на крокодилов. В большинстве случаев он работал в одиночку. Время от времени у него бывали напарники, но они, очевидно, не могли выдержать ни одиночества, ни Дарси и отправлялись искать работу поближе к цивилизации и людям. Когда он был на мысе Кейп-Йорк, один из напарников повез в город на продажу крокодильи шкуры. С тех пор Дарси о нем ничего не слышал.

Во время одной из таких бесед Дарси рассказал нам, как аборигены племени майол в Арнхемленде переправляются через реки. Когда аборигенам во время перекочевки приходится перебираться через реку, они останавливаются в полумиле, отдыхают и распределяются по группам. Затем они бросаются в воду и переплывают реку. К тому времени, когда появляются крокодилы, в воде остаются только самые старые и самые слабые.

— Крокодил почти всегда хватает последнюю лошадь, корову или человека, если у него есть выбор.

Это удобный способ избавляться от слабых людей, но не хотел бы я быть старым аборигеном… а, впрочем, если подумать, это не так уж плохо. По крайней мере тебя не выгоняют из семьи в награду за старость, не оставляют умирать среди чужих, как это делаем мы. Абориген знает, что его ждет и почему… Личные взаимоотношения тут ни при чем.